Первая вокруг света
Шрифт:
Остров был большим, полностью заросшим мангровыми деревьями. Здесь обитали тысячи маленьких птичек, ужасно шумных после захода солнца. Они устраивали себе на острове спальню, а утром возвращались к своим занятиям на ближайший берег. На якорном месте находился еще один рыболовный катер, экипаж которого состоял из пожилой пары и студента из Новой Зеландии. Пообщаться удалось только с ним. Шкипер был неразговорчив, вероятно, принадлежал к тому редкому сорту людей моря, которые считали яхты и яхтсменов дармоедами и помехой на воде. Надутое соседство выехало на ночь тралить.
С восходом солнца «Мазурка», петляя между небольшими образованиями кораллов, расположенными к северу от острова, выбралась на фарватер.
Портленд-Роудс показался мне исключительно красивым. Разумеется, ничего общего с обычным портом он не имел — единственным удобством здесь были остатки деревянного причала. Впрочем, если бы даже причал был в лучшем состоянии, то доступ к нему загораживали коралловые рифы, вдающиеся глубоко в залив. Высокий берег, поросший эвкалиптами и пальмами, был очень зеленым. В зелени пряталось несколько домиков. Микроскопическое селение было моим ровесником, а в молодости имело даже славу маленького портика. Во время второй мировой войны он служил крупной базой американской авиации. После войны в него регулярно ходило одно небольшое судно: портик снабжал своих немногочисленных жителей, а также ближайшую миссию, где жили аборигены. Сейчас от него осталось только сонное малюсенькое селение с пенсионерами. Новая миссия контактировалась с внешним миром через Айрон-Рейндж воздушным путем. Портленд служил якорным местом для яхт и рыболовных катеров.
Бросив якорь, я минуту размышляла, не приготовить ли плот, чтобы высадиться на берег. Мои размышления прервал пожилой пан, подъехавший к борту на тузике. Он назвался Россом Поуп и вручил мне письма. Росс был известной фигурой на побережье Квинсленда — в нескольких местах исполнял обязанности смотрителя маяка. В Портленде был кем-то вроде начальника. В почте оказалось письмо от экипажа польской яхты «Астериас», который был здесь зимой и через Росса передал поздравления для экипажа «Мазурки». Портленд явно был бы одним из самых приятных мест на трассе, если бы не мое все ухудшающееся самочувствие.
Главная авария
Завтра — мой день рождения, и письма, которые привез мне Росс, были для меня настоящим именинным подарком. В честь праздника я решила бросить якорь в этом импровизированном порту. Однако день рождения принес мне неожиданные хлопоты. Плохое самочувствие, мучившее меня последние дни, перешло в почечную болезнь. Располагая книжной информацией о Портленде, я считала, что нахожусь в небольшом селении, но обычном, какие до сих пор встречались на моем пути. Спросила у Росса о враче. Тот отрицательно покачал головой:
— Врача у нас нет. Ближайший медпункт находится в миссии Локхарт. Но и там врач принимает не каждый день.
— А можно
Росс опять покачал головой. Ближайший телефон — тоже в миссии. Даже не телефон, а радиосвязь. Письма доставляются два раза в неделю. Телеграммы передаются по радио дважды в день. Но все это — в миссии.
— До Локхарта недалеко, — объяснял мне Росс, — поэтому собственная связь нам не нужна. Когда нам надо, мы садимся в машину и едем в Локхарт. Тебе нужен врач — поедем к Джону, он почти врач. Если что будет неясно, он проконсультируется по радио.
Все выглядело заманчиво и просто. Поездка к Джону представлялась мне небольшой прогулкой — ведь я же ничего не знала ни об условиях жизни на далеком австралийском севере, ни о здешних расстояниях…
Росс перевез меня с палубы на берег. На мне были короткие шорты и резиновые тапки. Был полдень и я думала, что к ужину вернусь на яхту.
В путь мы двинулись в полном снаряжении: два водителя, защитная решетка перед капотом, мощные дополнительные прожекторы. Этот недалекий путь, или 25 миль, мы ехали два с половиной часа. Если через селеньице проходила все же так называемая дорога, то в буше она превратилась в тропу. Машина ползла по руслам высохших ручьев, вдоль берегов не существующих зимой рек. Жуткое бездорожье. Стемнело. По пути нам стали встречаться аборигены, шедшие в сторону миссии поодиночке или с маленькими детьми. Каждого шофер Дуг сажал в прицеп. До Локхарта мы добрались ночью со свитой примерно в тридцать человек.
Джон оказался санитаром. С учебником в руках он пытался поставить мне диагноз, даже сделал основные лабораторные анализы. И решил оставить меня здесь на ночь, чтобы утром переговорить с врачом. Перед отъездом обратно Росс заверил меня, что завтра днем присмотрит за «Мазуркой», а вечером вернется сюда за пациенткой, т. е. за мной.
Утром все решительно переменилось. Врач из «службы летающих докторов» — скорой авиапомощи — распорядился доставить больную в ближайшую клинику, т. е. в Кэрнс! Сам прилетит за мной на самолете. Таким образом, всего за два часа мне предстояло вернуться снова туда, откуда я так старательно плыла целых три недели! Было от чего прийти в полное отчаяние. Что натворит в мое отсутствие «Мазурка»? За весь свой долгий путь я расставалась с ней не больше, чем на пару дней. Но и тогда она находилась в надежном и безопасном месте. А стоянка на якоре среди рифов представлялась мне весьма сомнительной с точки зрения безопасности. Джон уверял меня, что жители Портленда не раз опекали яхты, оставленные на время. Но это была не какая-то неизвестная мне яхта, а моя «Мазурка»! С врачом спорить бесполезно — у него медицинские показания. На скорой авиапомощи я возвращалась на юг. Против главной аварии — аварии человека в одиночном плавании — рецепта я не придумала…
Внеплановое посещение австралийской клиники прошло очень быстро. Уже через два часа после приезда были сделаны все необходимые анализы. Я лежала в чистой постели, у изголовья стоял большой кувшин с водой — мне нужно было непрерывно пить. Врач был очень недоволен тем, что организм капитана «Мазурки» сильно обезвожен, и на эту тему мне пришлось выслушать немало упреков. Окончательное решение о состоянии моего здоровья и о дальнейших действиях должен был принять на следующий день специальный консультант.
На следующий день к моему лечению подключилась Польша. Здановский сообщил по телефону из Сиднея весть, которая сняла с моих плеч основную тяжесть — расходы на лечение. Мне надлежало только скорее выздоравливать. Это очень подняло мой дух. В клинике делали все, что могли, впрочем, лечил меня весь Кэрнс. Приходили яхтсмены — местные и с яхт, стоявших в порту. Гостевых визитов к больной не было — все предлагали конкретную помощь. И если бы не постоянное беспокойство о «Мазурке», все было бы прекрасно.