Первенец

Литов Михаил

Фенечка Алексадровна, одобрительно и торопливо кивавшая на каждое мое слово, смущенно пробормотала, едва я закончил свою гордую речь:

– Нестор, но еще одно... Ты изменился... Ты стал каким-то другим, Нестор...

– Не понял...

Она взяла меня за руку и подвела к зеркалу. Сначала я не сообразил, что нового закралось в мое отображение, затем кое-какие смутные подозрения зашевелились в моей душе. Фенечка Александровна подтвердила их, выдохнув:

– Ты страшно помолодел...

Вот именно что страшно, я сбросил добрый десяток

лет и выглядел просто молодцом. В каком-то смысле это было не так уж плохо. Многие согласились бы поменяться со мной местами. Но то, что внешне выглядело недурно, волшебно и заманчиво, по своему существу было более чем опасно. Если я назвал фантомом своего дядю, который исчез во время гипнотического сна, то разве не было теперь у Фенечки Александровны оснований считать таким же фантомом и меня, странным образом перекочевашего во время того же сна в собственную юность?

Защищая свою подлинность, я враждебно посмотрел на женщину. Она-то ничуть не изменилась, изменился только я. Значит, время отнюдь не обратилось вспять, это я, я один, перекинул мостик в прошлое и перебежал по нему, никого не увлекая за собой. Но я не мог допустить, чтобы у Фенечки Александровны возникли сомнения на мой счет.

– Что же ты теперь будешь делать?
– спросила она с тревогой.

– Ничего... Жить... Пойду к жене. Ты вот не веришь, что я тот же, каким вошел в твою квартиру. А она поверит, потому что она любит меня.

– Нет, я тоже верю... Просто я подумала, что это... это преображение... убьет тебя. Сразит наповал, хочу я сказать...

– Почему оно должно сразить меня наповал? Ничуть не бывало! откликнулся я с показной бодростью.
– Я чувствую себя превосходно. Мне можно только позавидовать.

Не думаю, что Фенечка Александровна поверила в мой оптимизм и что в ее сердце разгорелась зависть. Однако возиться с ней было некогда, я попрощался и ушел, пообещав в ближайшие дни навестить ее.

Едва я оказался на улице, между темными, погруженными в сон домами, страхи и сомнения вспыхнули в моем мозгу как фейерверк. Вдруг Агата не пожелает признать и принять меня в качестве какого-то там местного Дориана Грея, прогонит меня? И этот поступок не был бы совершенно необоснованным.

С другой стороны, мной владела молодость, мою грудную клетку распирала молодеческая сила. Я больше не хотел сопротивляться монстру лишь пассивно или вести с ним какую-то рассчетливую войну. Я хотел выступить открыто, опрокинуть его и растоптать. Юный человек борется не за свою шкуру, как тот, кого уже потрепала жизнь, кто в глубине души даже и не против свести счеты с последней, но в страхе перед небытием цепляется за свое жалкое существование. Юность жаждет самоутверждения, она гордо и, если надо, грубо утверждает себя, и ее не напугает, а возмутит, если по странному стечению обстоятельств на том месте, на которое она претендует, вдруг окажется какое-то инфернальное создание.

Выяснив для себя свое новое положение и мировосприятие, я повернул назад к Фенечке Александровне. Она открыла дверь на мой стук, а из-за ее спины тут же вывернулась и ядовито посмотрела на меня Роза. Она была в одних трусиках, белая и тощая, с отвратительно мелкими и острыми чертами заспанного лица.

– Уйди, Роза, - крикнул я раздраженно, - или я за себя не ручаюсь! Я не из тех, кто балует детишек!

Фенечка Александровна, может быть только из соображений безопасности, взяла мою сторону.

– Да, Роза, в самом деле, отвали, - грубо сказала она дочери.
– Иди спать. Сейчас не до тебя.

Бормоча себе под нос какие-то детские ругательства, Роза удалилась. Я прошел мимо Фенечки Александровны в кухню, а когда она шмыгнула туда следом за мной, без обиняков потребовал у нее все необходимое для изготовления факела.

– Зачем тебе факел?
– спросила она.

– Я пойду в заброшенный дом и покончу с этой тварью.

– Ты думаешь, тебе это удастся? Думаешь, ее легко найти? Легко одолеть? Думаешь, можно одолеть то, что способно изменять человека до неузнаваемости и заставлять его делать то, что он не собирался делать или даже никогда в действительности не делал?

– Я уверен, - одним махом ответил я на все множество ее тревожных вопросов.

Фенечка Александровна с восхищением посмотрела на меня.

– Ты герой, Нестор, ты настоящий герой!
– воскликнула она.
– Не знаю, поступаешь ли ты правильно и мудро, но в том, что это смелый поступок, я ни минуты не сомневаюсь...

– Погоди!
– Я поднял руку, пресекая поток ее красноречия.
– Сделай мне факел, а восторгаться мной будешь потом. Пока я еще не совершил ничего героического.

Фенечка Александровна взялась за дело с просветленным лицом наконец-то она встретила настоящего мужчину. Она не понимала, что мое геройство и рыцарство коренилось не в истинном мужестве, а всего лишь в возвращенном мне юношеском самодурстве, которое вполне могло толкнуть не только на схватку с чудовищем и мировым злом, но и на разные дикие выходки и даже на насилия по отношению к маленьким беззащитным девочкам.

– А что мне делать, если ты не вернешься?
– спросила Фенечка Александровна, когда факел был готов.

– Ничего не делать. Жить, как жила до сих пор.

Я внимательно осмотрел факел и остался доволен ее работой.

– Я пойду к твоей жене. Все ей расскажу... Расскажу, как все это началось и чем закончилось... Она поймет. Поймет, что ты погиб, как подобает настоящему мужчине. Что ты жил как истинный герой и достойно принял смерть...
– лепетала Фенечка Александровна.

Я лишь усмехался на ее слова. То, что она внезапно словно потеряла чувство меры и ударилась в театральность самого низкого пошиба, могло навести меня на мысль, что и она внезапно преобразилась и я имею дело уже не с живым человеком, а его карикатурой или даже натуральным призраком. Но я, преисполненный решимости покончить со всем этим бредом и кошмаром, уже не думал о подобных вещах.