Первое апреля. Сборник весёлых рассказов и стихов
Шрифт:
Я прошлёпал на кухню и взял трубку.
— Привет! — услышал я Юркин голос. — Я тут думал… В общем я, наверно, не смог бы без тебя обойтись. Алло? Ты слышишь?
— Слышу, Юрка, — ответил я, улыбаясь. — Я тоже не смог бы. Честно.
Мы помолчали.
— Ну ладно, — сказал Юрка. — Тогда пока?
— Ага. До завтра.
Я тихо повесил трубку.
— Что Юра звонил? — спросила мама. — Ты чему улыбаешься?
— Да так… Мам, как ты думаешь, когда самолёт идёт на посадку, закладывает
Мама всплеснула руками:
— И это называется «очень срочно»! Нашли, о чём разговаривать по ночам. Нет, я телефон отключу, ей-богу! Иди спать скорей.
И я пошёл, хотя спать совсем расхотелось.
Из открытой форточки пахло весной. Прозрачная занавеска чуть подрагивала от влажного воздуха. Сперва осторожно, а затем всё уверенней и громче застучал по подоконнику дождик. К утру, подумал я, он смоет остатки грязноватого талого снега. Первый весенний дождь в этом году.
Гомер
Маленький чёрный жучок появился на парте неизвестно откуда. Уверенной быстрой походкой он направился к раскрытому учебнику, вскарабкался на него и остановился на карте Древнего мира, не дойдя двух сантиметров до Карфагена. Рядом был нарисован воин с копьём, схвативший за волосы упирающуюся рабыню.
— Гляди! — толкнул меня Юрка в бок. — Боится в Средиземное море лезть.
Жучок не двигался. Видно, размышлял, стоит Ли ему, в самом деле, лезть в Средиземное море.
Юрка тихонечко пнул его кончиком карандаша. Жучок двинулся вперёд, ненадолго задержался на голой коленке воина, потом развернулся и пошёл обратно, в глубь Африки.
Я быстро достал из портфеля линейку и преградил ему путь к отступлению. Но он, не дойдя до линейки, взял курс на Египет. Затем влез всё-таки в Средиземное море и опять остановился, выбрав для передышки остров Крит.
— Я ему имя придумал, — сказал Юрка.
— Какое?
— Гомер.
— Почему Гомер?
— Бродит по свету, поёт себе песни про Одиссея… Ну и вообще.
Тем временем Гомер опять попытался улизнуть в Африку. Но Юрка так пихнул его карандашом, что из Средиземного моря тот перелетел сразу в Балтийское, перевернулся на спину и забарахтался между страницами.
— Что, Гомерчик, холодно? — ехидно проговорил Юрка, наклоняясь над картой. — Что, не нравится?
В этот момент сверху опустилась рука Николая Михайловича и захлопнула учебник.
Юрка вздрогнул и задрал голову.
— Николай Михайлович, вы Гомера раздавили! — воскликнул он несчастным голосом.
В классе засмеялись. Юрка, изо всех сил стараясь казаться серьёзным, невинно смотрел в глаза историку. Но силы его быстро таяли. Юркины щёки надулись, сам он сделался красным и вдруг — икнул. Потом ещё раз. И ещё.
Опять все захохотали.
— Я не нарочно, честное слово, — попытался Юрка оправдаться, но начал икать ещё чаще.
Николай Михайлович нахмурился.
— Вот что, Шевельков. До конца урока ещё двадцать минут, так что, к счастью, ты его не весь сорвал. Иди водички попей, обдумай своё поведение и не показывайся мне сегодня на глаза.
Не переставая икать, Юрка пошёл из класса.
Меня будто кто-то за язык дёрнул:
— Как же он попьёт водички, она же некипячёная?
— Вот что, Сорокин, — совсем рассердился историк. — К тебе тоже относится всё, что я сказал твоему другу. До свидания.
Я вышел из класса вслед за Юркой.
Юрка дожидался меня в коридоре, улыбаясь во весь рот.
— А я икать перестал!
— Поздравляю, — буркнул я.
— Понимаешь, икаю и не могу остановиться. Ну, думаю, всё! Ещё чуть-чуть — и заворот кишок. Аж живот заболел.
Назавтра истории не было, так что настоящие неприятности начались два дня спустя. Едва Николай Михайлович вошёл в класс и повесил карту, Юрка опять начал икать.
— Кончай, — сказал я ему. — Не смешно.
— Какие уж тут шу-ут-ки, — ответил он.
В классе снова захихикали. Пуще прежнего нахмурился историк. И через пять минут Юрка уже закрывал за собой дверь со стороны коридора.
На перемене он жаловался:
— Фантастика какая-то! Как только вышел из класса, сразу икать перестал. Что я, специально, что ли, икал? Что я дурак, что ли?
Я не успел ответить утвердительно, потому что прибежал Орлов и, сияя от удовольствия, сообщил, что нас вызывает директриса.
Когда мы вошли в кабинет, она сидела за длинным столом и рассматривала нас, прищурившись. Посередине стола стоял графин с водой, и я подумал, удобно ли Юрке пить из директорского графина, если опять ему вздумается икать?
— М-да, — покачала головой директриса. — Не ожидала от тебя, Шевельков. А от тебя, Сорокин, и подавно.
Она выдержала длинную паузу. Юрка вздохнул. Я пожалел своих родителей.
— Ну? Что молчите?
— Я сам от себя не ожидал, Мария… Пахомовна! — воскликнул Юрка. — Я…
— Маргарита Прохоровна, — поправила директриса.
— Я сам от себя не ожидал, Маргарита… Пахомовна. Я, как историка опять увидел…
— Николая Михайловича.
— Я, как Николая Михайловича опять увидел, так на меня икота снова напала. Наверно, у меня на него иммунитет.
— Что-что у тебя на него? — изумилась Маргарита Прохоровна.
— Ну этот…. Как его?..
Открылась дверь, и в кабинет вошёл историк.