Первое дело Мегрэ
Шрифт:
Жермен стала причесываться перед зеркалом. Она явно делала усилие, чтобы понять, чего он хочет.
— Луи? — спросил Мегрэ, желая помочь ей.
— Нет. Луи так поздно не стал бы подниматься к ней в комнату.
— Минутку. Деталь, о которой я забыл упомянуть. Луи был совершенно одет, в костюме, в белой манишке и черном галстуке. Скажите, он всегда так поздно ложится?
— Бывает. Но он никогда не остается допоздна в парадном костюме. Только когда в доме чужие люди.
— Могло ли случиться, например, что в комнате мадемуазель Жандро
— Дядя! Что бы он делал у нее в час ночи?!
— А если бы он все-таки явился, где бы она его принимала? В одном из салонов первого этажа?
— Да нет же! На улице Шапталь не так заведено. Каждый живет сам по себе. Салоны только для приемов. В обычные дни каждый забивается в свой угол.
— А Ришар Жандро мог подняться к сестре?
— Конечно. Он это часто делает. Особенно когда сердит.
— Носит он при себе револьвер? Приходилось вам видеть его с револьвером в руке?
— Нет.
— А мадемуазель Жандро?
— Минуточку! У мосье Ришара есть револьверы, целых два, один большой, другой маленький, но они у него в кабинете. У барышни тоже есть один, с рукояткой, отделанной перламутром, он лежит в ящике ее ночного столика. Каждый вечер она кладет его на этот столик.
— Она чего-нибудь боится?
— Как бы не так. Просто на всякий случай. Как всякая ведьма, она представляет себе, что все только и думают, как бы ей сделать пакость. Верите ли, в такие-то годы она уже скупердяйка! Нарочно бросает где попало деньги, заранее пересчитав их, чтобы знать, воруют у нее или нет. Служанка, которая была до Мари, попалась на эту удочку, и ее уволили.
— Случалось ли мадемуазель принимать графа в своей спальне?
— В самой спальне — нет, а в будуаре, что рядом со спальней, принимала.
— В час ночи?
— А что? Я читала книгу об Елизавете, королеве Английской… Слышали? Роман, а должно быть, там все правда… Вот это женщина… Честно говоря, наша барышня от нее не отстает.
— А могло ли случиться, что мосье Ришар, заслышав шум, поднялся к сестре с револьвером в руке? Она пожала плечами.
— Зачем?
— Чтобы застигнуть возлюбленного своей сестры…
— Вот уж на что ему наплевать. Для таких людей значат только деньги!
— Граф д'Ансеваль приходил когда-нибудь вместе с приятелем?
— Может быть. Но тогда их принимали внизу, а я редко спускалась.
— Бывало ли, чтобы мадемуазель Лиз звонила графу по телефону?
— Вряд ли у него есть телефон. Она ему не звонила: время от времени он сам звонил ей, надо полагать, откуда-нибудь из кафе.
— Как она его называла?
— Жаком, конечно.
— Сколько ему лет?
— Лет двадцать пять, наверное. Красивый парень, довольно нахальный на вид. Так и кажется, что он над всеми насмехается.
— У такого человека может быть оружие в кармане, как вы думаете?
— Уж это точно.
— Почему вы так уверенно говорите?
— Потому что это именно такой парень! Читали «Фантомаса»?
— Мосье Фелисьен-отец
— Ни на чьей он стороне. Или если хотите знать, так на моей. Случалось, он приходил ко мне в комнату. Пуговицу, говорит, нужно пришить. Никому в доме до него дела нет. Слуги называют его «старый хрыч» или еще «усач». Кроме Альбера, его лакея, никто на него и внимания не обращает. Знают, что старик — пустое место!
Мегрэ поднялся, стал искать шляпу, одну?
— Куда это вы собрались? Не оставите же вы меня ну?
— У меня важные деловые встречи. Сейчас к вам придет мой друг, тот, который вас сюда привез, и побудет с вами.
— Где он?
— Внизу.
— Почему же вы сразу не пришли с ним?
— Так мне было удобнее, — сказал он, открывая дверь.
На террасе, залитой первыми лучами солнца, сидел Жюстен Минар за чашкой кофе со сливками.
— Только что приходила ваша жена, — сообщил он.
— Зачем?
— Тут же после вашего ухода принесли срочное письмо. Она побежала вслед за вами, хотела догнать.
Мегрэ сел и, не подумав, что еще совсем рано, заказал себе кружку пива. Потом вскрыл письмо. Оно было подписано Максимом Ле Брэ.
«Прошу вас зайти утром в комиссариат. Дружески ваш».
По-видимому, письмо писалось дома, на бульваре Курсель, так как в комиссариате он воспользовался бы бланком полиции. Комиссар Ле Брэ неукоснительно придерживался установленных правил. У него было по меньшей мере четыре разновидности визитных карточек для всех случаев жизни: господин и госпожа Ле Брэ де Плуинек, Максим Ле Брэ де Плуинек. Максим Ле Брэ, офицер Почетного Легиона. Максим Ле Брэ, комиссар полиции…
Записочка, написанная его рукой, свидетельствовала о каких-то новых отношениях, возникших между ним и его секретарем. Он, по-видимому, долго раздумывал над тем, как ее начать: «Мой дорогой Мегрэ»? «Дорогой господин»? «Господин»? В конце концов он вышел из положения, обойдясь вовсе без обращения.
— Скажите мне, Минар, вы действительно располагаете временем?
— Конечно. И оно принадлежит вам.
— Барышня наверху. Я не знаю, когда освобожусь, боюсь оставить ее одну — как бы она не пошла на улицу Шапталь и не рассказала им обо всем.
— Ясно.
— Если вы с ней выйдете, оставьте мне записочку, чтобы я знал, где вы. Если вы захотите освободиться от нее, отведите ее к моей жене.
Через четверть часа он явился в комиссариат, и его коллеги смотрели на него с завистливым восхищением, как смотрят обычно на тех, кто отправляется в отпуск или в специальную командировку, или на тех, кто каким-то чудом оказался избавленным от повседневной служебной скуки.
— Комиссар здесь?
— Уже с полчаса.
В интонации, с которой Ле Брэ приветствовал Мегрэ, был тот же оттенок, что и в записке. Он даже подал ему руку, чего обычно никогда не делал.