Первое дело слепого. Проект Ванга
Шрифт:
– Они что, жили у Соколовского? – изумился Глеб.
– А что тебя так удивляет? У него хорошая квартира в центре. Родители – преподавали в МГУ, так что ему по наследству достались настоящие хоромы…
Сиверов, не удержавшись, тихонечко присвистнул сквозь зубы. Чтобы бежать от невесты, бросив на произвол судьбы профессорскую квартиру в центре Москвы, надо иметь очень веские причины. Да и тогда… Сейчас ведь не девятнадцатый век и даже не двадцатый, нынче жилплощадью не швыряются даже из самых благородных побуждений. Да еще такой жилплощадью… Нет, версия о покинутой невесте явно никуда не годилась.
– А что говорят в милиции? – спросил он, безо всякой телепатии зная, каким будет ответ.
– Приняли заявление, – с отвращением сообщила Ирина. – И то после того, как она показала им справку из загса о том, что они собирались пожениться.
– Ну,
– Хорошая. Почти новая.
Получив это сообщение, Сиверов окончательно помрачнел. Все было предельно ясно. В девяноста процентах случаев верной оказывается самая простая, самая очевидная версия. Если человек, который собирался вечером после работы вернуться домой, внезапно и бесследно исчез вместе с дорогой иномаркой, вряд ли он вступил в иностранный легион или был похищен пришельцами с альфа Центавра. Логичнее предположить, что труп его в данный момент лежит в придорожном лесочке и ждет, когда на него наткнутся грибники, а машина с перебитыми номерами выставлена на продажу, а может, уже и продана какому-нибудь чеченцу или азербайджанцу. И милиционеры, которые приняли у Нины Волошиной заявление, естественно, сразу пришли к этому выводу и даже пальцем не шевельнут, чтобы найти Соколовского. Что толку его искать? Ведь ясно же, что ни его, ни машину уже не вернуть. А найти тело – значит найти на свою голову еще одного «глухаря»..
– Ты думаешь, надежды нет? – спросила Ирина, правильно истолковав его затянувшееся молчание.
Глеб встрепенулся и заставил свои губы растянуться в улыбке.
– Надежда есть всегда. Она, как известно, умирает последней… – Сообразив, что в данном случае старый афоризм прозвучал довольно-таки двусмысленно, Сиверов энергично помотал головой и легонько стукнул ладонью по рулевому колесу. – Я хочу сказать, что хоронить его пока рано. Подумаешь, неделя! Существует тысяча причин, в силу которых он мог где-нибудь застрять. Например, попал в аварию и лежит в какой-нибудь провинциальной больнице без сознания. А местным эскулапам даже в голову не пришло сообщить… да что я несу? Куда они сообщат? Если бы даже кто-то из них и взял на себя труд это сделать, куда бы он стал звонить? Да и кому это надо – звонить? Придет в сознание – сам позвонит… Или другой вариант: напился, подрался и получил пятнадцать суток. Тоже где-нибудь на периферии, где каждый сержант милиции мнит себя наместником самого Господа Бога. Да в конце-то концов, он мог просто напасть на какой-то след и так увлечься, что забыл обо всем на свете! Он ведь профессионал, причем, как я понимаю, высочайшего класса. Для него работа – главный смысл существования. Возможно, он молчит как раз потому, что материал слишком горячий, и ему не хочется впутывать в это дело Нину, подвергать ее опасности… И нечего ей раньше времени звонить во все колокола, – продолжал он, понемногу воодушевляясь. – Если угораздило полюбить журналиста, которого, как волка, ноги кормят, пускай забывает о спокойной жизни. Это ведь еще только цветочки…
Ему казалось, что он говорит очень убедительно и аргументированно; Глеб сам почти поверил собственным словам. Да и чему тут, собственно, было не поверить? Все перечисленные им варианты были вполне возможны, как и множество других, в данный момент не пришедших ему на ум. Так почему, спрашивается, из всех существующих возможностей всегда нужно выбирать самую скверную? Почему непременно надо отравлять жизнь себе и окружающим подозрениями самого жуткого свойства? Что это, ей-богу, за пессимизм? Сегодня половина проектного бюро ходит вся в слезах и соплях по поводу свалившейся на сослуживицу беды, а завтра этот писака явится как ни в чем не бывало и заявит, что ему представился случай взять интервью у Романа Абрамовича и что упустить такую возможность он просто не имел права…
– Ты действительно считаешь, что все бабы – дуры? – вдруг спросила Ирина.
«Плохо дело, – подумал Глеб. – Что-то часто в последнее время она стала задавать мне такие вопросы: действительно ли я уверен, что все бабы – дуры, а журналисты – подонки? Видимо, она действительно принимает личную жизнь этой своей Нины Волошиной очень близко к сердцу. А я, похоже, начинаю понемногу стареть и, как это свойственно всем старикам, костенеть в своих убеждениях… и в заблуждениях тоже».
– Что навело тебя на эту свежую мысль? – поинтересовался он, преодолевая неожиданно возникшее
– Все, что ты говоришь, очевидно, – заявила Быстрицкая. – Все это буквально лежит на поверхности, и, когда я пыталась утешить Нину примерно этими же словами, она мне сказала, что сама знает, какая у журналистов работа. А уж Максиму это и подавно известно. Поэтому он, во-первых, никогда не исчезал, не поставив ее в известность, куда и на сколько дней уезжает, а во-вторых, всегда возил в бумажнике карточку с адресами и телефонами. Ну, такую, знаешь… «Если со мной что-то случится, прошу сообщить…»
– Предусмотрительно, – пробормотал Глеб.
В свете этого сообщения все его пространные рассуждения превращались в пустую болтовню. Да они и были ею с самого начала; главным свойством характера любого журналиста, желающего добиться хоть какого-то успеха в избранной профессии, должно быть повышенное внимание к людям. Журналист не имеет права быть небрежным в отношениях даже со случайными знакомыми, потому что любой из них, в принципе, рано или поздно может стать источником любопытной, а порой и сенсационной информации. И уж если человек привык быть внимательным к посторонним людям, то заставить собственную невесту сходить с ума от неизвестности он не может по определению…
– Она решила обратиться к экстрасенсу, – сказала Ирина.
– К кому?!
– К Грабовскому. Говорят, у него просто феноменальные способности.
– О господи, – только и смог сказать Сиверов.
Ему доводилось краем уха слышать о Борисе Грабовском, да и в Интернете упоминания о нем на сайтах соответствующего содержания были нередки. В последнее время его имя частенько появлялось в выпусках новостей; однажды Глеб, заинтригованный этой шумихой, живо воскрешавшей в памяти времена стремительного взлета Кашпировского и Чумака, заглянул на личный сайт Бориса Григорьевича, и от того, что он там прочел, у него волосы встали дыбом. Грабовский с одинаковой готовностью брался предсказывать судьбы не только людей, но и поездов, и самолетов – разумеется, не бесплатно. Транспортные средства он «тестировал» на договорной основе, по контракту, получал за это огромные гонорары и исправно выплачивал солидные налоги. С людьми Борис Григорьевич вел себя намного осторожнее: платы за свои услуги не брал, но каждый, кто обращался к нему за помощью, должен был внести определенную сумму в возглавляемый им фонд, основанный якобы для финансирования исследований в области парапсихологии. Сумма взноса была внушительная, и выплачивалась она, разумеется, сугубо добровольно. С точки зрения действующего законодательства придраться тут было не к чему, но именно тщательность, с которой Грабовский обезопасил себя от каких бы то ни было преследований со стороны закона, наводила на мысль, что он нечист на руку. Впрочем, путаница в финансовой отчетности рано или поздно уравнивает и честного человека, и прожженного мошенника, усаживая их рядышком на нары в камере следственного изолятора. Осмотрительность необходима в любом бизнесе, и далеко не каждый, кто, имея дело с большими деньгами, прибегает к помощи профессиональных бухгалтеров и юристов, – непойманный вор…
– Хорошо, – сказала Ирина, которая прекрасно поняла, что означало восклицание Сиверова, поскольку никакой другой реакции от него и не ждала. – По-твоему, все экстрасенсы – мошенники…
– Я этого не говорил, – вставил Глеб, снова подумав, что Ирина в последнее время стала слишком часто обобщать – видимо, очень переживала.
– Но подразумевал.
– Да нет же! Не все журналисты продажны, не все женщины глупы, и не все экстрасенсы – охочие до чужих денег обманщики. Далеко не все. Но многие.
– Ладно. Тогда что ты, материалист, реалист и прагматик, можешь предложить взамен?
– Ждать, надеяться и искать, – не задумываясь, ответил Глеб. Ничего иного он действительно не мог предложить.
– Правильно, – неожиданно согласилась с ним Ирина, – искать. Я так понимаю, что в таком деле все средства хороши. Да пускай этот Грабовский на поверку окажется хоть чертом с рогами, лишь бы помог!
До Глеба вдруг дошло, почему Ирина так решительно одобряет и защищает довольно сомнительное решение подруги обратиться за помощью к экстрасенсу. Ведь именно таким образом она сама когда-то отыскала считавшегося погибшим мужа! Вспомнив ту давнюю историю, Сиверов не стал говорить о том, что сделки с чертом, какими бы удачными они поначалу ни казались, имеют очень неприятное свойство неизменно выходить людям боком.