Первое дело слепого. Проект Ванга
Шрифт:
Нахлынувшие дурные предчувствия чуть было не заставили Валерьяна Модестовича трусливо, на цыпочках покинуть прихожую и сделать вид, что его нет дома. Собственно, так он и собирался поступить, но тут незнакомец на лестничной площадке вдруг заговорил.
– Не валяйте дурака, Валерьян Модестович, – сказал он негромко, но как-то так, что его голос беспрепятственно проник через запертую на два замка, обитую утеплителем дверь. – Открывайте, я знаю, что вы дома.
Смотрел он при этом прямо в глазок, как будто видел по ту сторону двери приникшего к окуляру Кушнерова.
– Кто там? – испуганно отпрянув от глазка, внезапно севшим голосом пискнул Валерьян Модестович.
– Моя фамилия Потапчук, – сказал незнакомец. –
– Что вам надо? – обмерев от ужаса, спросил Кушнеров.
– Вы хотите, чтобы я объяснил это прямо сквозь дверь? – послышалось в ответ. – Что ж, извольте. В отличие от вас, мне скрывать нечего. Вчера…
– Погодите! – с отчаяньем воскликнул Валерьян Модестович и дрожащей рукой принялся торопливо отпирать замки.
– Электромагнитное излучение коры головного мозга – это не моя выдумка, а научный термин, – лениво, будто через силу, говорил Борис Григорьевич Грабовский, со скучающим видом глядя в забрызганное дождем стекло своего лимузина на проползающие мимо покосившиеся заборы и облезлые кирпичные стены. – Такие явления, как аура и энергетические сгустки, которые для краткости иногда называют призраками, без проблем регистрируются различными приборами, вплоть до обычного фотоаппарата. Они имеют поддающиеся измерению физические параметры; следовательно, они материальны и способны оказывать воздействие на окружающий мир. Далее, эти энергетические сгустки, как любая энергия, имеют волновую природу, что роднит их со всеми видами излучения, в том числе и с уже упомянутым мною электромагнитным излучением. Как вам, несомненно, известно, электромагнитное излучение способно оказывать влияние на работу сложных электронных приборов – в частности, бытовых персональных компьютеров. Обычно это воздействие хаотично и выражается в помехах. Но если речь идет об организованных высших сущностях – попросту говоря, о духах, призраках или как еще вам будет угодно это назвать, – такое воздействие вполне может оказаться разумным и целенаправленным. Вы понимаете, о чем я говорю?
– Разумеется, – сказал собеседник. – Звучит логично, но…
– Но?..
– Но, Борис Григорьевич, при всем моем уважении к вам!.. Ведь если перевести ваши объяснения на простой, так сказать, бытовой язык, выходит, что полученное мной по электронной почте послание отправил призрак! Залез в ваш компьютер и отправил…
– Да, – согласился Грабовский, – согласен, звучит дико. Беда с этой терминологией! Но ведь по существу-то вам возразить нечего, правда?
Собеседник покосился на звуконепроницаемую перегородку, отделявшую салон от кабины, где сидели Хохол и Кеша. Он был невысок ростом, недурно упитан, лысоват и имел круглую, лишенную возраста востроносую физиономию, глядя на которую ему можно было с одинаковым успехом дать как тридцать, так и пятьдесят лет. Звали его Валерьяном Модестовичем, и был он издателем и главным редактором местной газетенки с претенциозным названием «Горожанин».
– Нечего, – признался он, убедившись, что его не подслушивают и, следовательно, не могут поднять на смех. От него ощутимо попахивало коньяком, и запах этот усиливался всякий раз, когда Валерьян Модестович открывал рот. – По существу – нет, нечего. Просто организм не принимает.
– Неудивительно, – сказал Грабовский. – В повседневной жизни обычный человек крайне редко сталкивается с проявлениями целенаправленной деятельности высших духовных сущностей. С вами ничего подобного не случилось бы, если бы вы переписывались по Интернету с кем-то другим. Но вы связались со мной, а я по роду своей деятельности контактирую с этими самыми сущностями активно и постоянно. Так что нет ничего странного в наличии… э… обратной связи. Вам просто не повезло стать невольным участником некоего противоборства…
– Противоборства?
– Да,
– Я ваш сторонник, – сказал Валерьян Модестович, – это не обсуждается. Я действительно счастлив оттого, что вижу вас так близко и могу с вами говорить. Я четвертый год в обществе, у вас нет более горячего и преданного сторонника, поверьте. И все-таки… Трудно привыкнуть к тому, что привидение может обнаружиться не только в шкафу, но и в компьютере.
– А что ему делать в твоем шкафу – грязные подштанники нюхать? Я же тебе говорю, все дело в терминологии. Это слово – привидение – придумали раньше, чем компьютер, даже раньше, чем обыкновенные счеты. Компьютер – это физика, электроника, нанотехнологии – словом, прогресс, научно-техническая революция, а привидения – бабушкины сказки. Так, по крайней мере, принято считать. Дескать, физика отрицает весь этот паранормальный бред… А физика его не отрицает. Отрицают некоторые физики, застрявшие на позициях начала девятнадцатого века и потому неспособные видеть дальше собственного носа. А те, у кого в голове имеются хоть какие-то мозги, давно признали, что человек – это нечто большее, чем набор щелочей и аминокислот, и что личность продолжает существовать после разрушения физической оболочки. Или взять такое явление – полтергейст. Давно доказано, что оно существует. Так почему не допустить, что этот полтергейст, вместо того чтобы ломать стулья и поджигать занавески, взял и набрал несколько слов на клавиатуре компьютера?
– А зачем?
– Да затем же, зачем он стулья ломает и посуду бьет: чтобы навредить тому, кто ему чем-то не угодил. В данном случае мне. Ты бы убил этого беднягу, тебя арестовали бы, ты бы указал на меня – вот, дескать, кто отдал приказ…
Валерьян Модестович вздрогнул вторично и покрылся холодной испариной, но Грабовский продолжал с брезгливым выражением лица любоваться видами Красной Горки и ничего не заметил.
– Значит, – совладав с собой, осторожно произнес Кушнеров, – то сообщение отправил полтергейст?
– Это одна из двух возможностей, – лениво, пренебрежительно обронил Грабовский. – Вторая возможность заключается в том, что у меня в доме завелась крыса о двух ногах, которая сует нос в мою почту и настолько обнаглела, что начала отдавать приказы от моего имени. Цель в обоих случаях одна – подложить мне свинью. И ты в обоих случаях получаешься дурак-дураком, что послушался, позволил сделать из себя слепое орудие провокации. Это же счастье, что твоя бутылка случайно разбилась и никто не пострадал! Да и случайно ли? Раз уж ты в это влез, знай, что ты теперь на войне. Светлые сущности борются с темными, добро воюет со злом, и мы с тобой, как участники этой битвы, ни от чего не застрахованы. Думаю, та бутылка разбилась не сама по себе. Кто-то вмешался, исправил твою ошибку, не дал взять грех на душу. Но впредь будь осторожнее, ясно?
– Ясно, – солгал Валерьян Модестович.
На самом деле ему ничего не было ясно. Вчера, когда неожиданно явившийся к нему домой генерал ФСБ предъявил заключение экспертизы, которая обнаружила в коньяке смертельную дозу снотворного, а на бутылке – отпечатки пальцев Кушнерова, ему было ясно одно; сегодня, с глазу на глаз с Грабовским, ему было ясно другое, и он никак не мог решить, какая из этих двух ясностей истинная, а какая – кажущаяся, ложная. Вчера Грабовский представлялся ему монстром, а сегодня – чуть ли не святым, и визит генерала Потапчука теперь выглядел уже не соломинкой, брошенной утопающему, а подлой, грязной провокацией, какой только и можно ждать от матерого ветерана госбезопасности.