Первое открытие [К океану] (др. изд.)
Шрифт:
«Молодец и мыслит правильно, — думал он о Невельском. — Верно смотрит в будущее. Мы задохнемся, если не выйдем в мир через Тихий океан».
Сам Литке не раз плавал по Тихому океану и всегда говорил своим питомцам, что там большое будущее.
Но Литке был всегда осторожен, памятуя неприятности, которые из-за увлечения Тихим океаном были в 1825 и в 1826 годах, когда царь разогнал всех, служивших с Рылеевым [67] , из Российско-американской компании.
67
Рылеев
А Невельской молод, его никто не заподозрит в связях с декабристами, у него нет того страха, что у напуганного старшего поколения, он говорит обо всем громко и открыто и судит свободно.
В те годы, когда Литке был молод, между русским и английским флотом тоже была разница, но не такая. Тогда надеялись на будущее развитие. Головнин, учитель Врангеля и Литке, еще тогда стремился в восточные моря. Были открытия, ученые экспедиции.
С двадцать пятого года все прекратилось. Старшее поколение моряков после разгрома гвардейского экипажа на Сенатской площади, после ареста Бестужевых [68] было ненавидимо царем. Особенно присмирели моряки, когда прошел слух о том, будто сам Василий Головнин в свое время хотел пригласить на судно императора Александра и взорвать его вместе с собой.
68
Во флоте служили три брата Бестужевы — Николай Александрович (1791–1855), Михаил Александрович (1800–1871) и Петр Александрович (1803–1840). Все они, как и их брат — писатель Александр Александрович Бестужев-Марлинский (1797–1837), были членами Северного общества декабристов, после восстания 14 декабря 1825 г. арестованы и сосланы — Петр на Кавказ, Николай и Михаил отбывали каторгу в Сибири. А. А. Бестужев-Марлинский после полутора лет ссылки в Якутске был переведен на Кавказ, где убит в стычке с горцами.
«А ныне пусть действует молодежь», — думал Литке.
Он знал, что царь не хочет никакого лишнего общения с другими державами. Страна была закрыта. Флот старел и не обновлялся, строились лишь огромные парусные линейные корабли, потребные более для морских парадов, чтобы демонстрировать мощь российской державы.
Вся надежда Литке была на Константина. «Вот кто, — думал он, — должен возродить русский флот». Он внушал Константину, что все надо начинать с корня, с азов и — самое главное — с нового устава флота, чему Константин и решил посвятить первые годы своей деятельности.
Литке обещал поддержку Невельскому. Он поговорил с Константином. Невельской не раз говорил великому князю о своих намерениях. Тот знал об интересе Невельского к Востоку и соглашался, что России очень важно обладать Амуром. Проект Невельского заинтересовал его. Но Константин знал, что не имеет права решать такие вопросы сам, даже если бы он уже стоял во главе флота.
Он не раз говорил, что будет поддерживать все передовое, новое, и давал слово быть гуманным и либеральным, любить все русское. Он обещал Невельскому свое покровительство.
Фрегат вернулся в Кронштадт, и в тот же час Константин ушел на вельботе в Петергоф. Плаванье закончилось. Вскоре офицеры получили награды, жалованье,
Невельской получил отпуск и уехал к матери в Кинешму, насмотрелся после Европы на Русь, на костромских помещиков, на крепостных, на нищету и голод, на драки, кабаки, на бурлаков, прочитал только что вышедшую «Обыкновенную историю» молодого и до сих пор не известного Гончарова. Эта книга произвела на него огромное впечатление.
«Да, это все верно! Все так!» — думал он. Его очень занимал автор этой книги. Кто он? И ею занимало современное ему общество, не то — блестящее и светское…
Невельской вернулся в сорок седьмом году в Петербург с еще более твердым намерением скорей идти на Восток. К этому времени он все чаще слышал и читал о том, что на Тихом океане появилась новая сильная и отважная морская нация — американцы, они хлынули во все моря и всюду занимают то, что еще не занято.
Глава девятая
ПРОВОДЫ НОВОГО ГУБЕРНАТОРА
Перед отъездом в Сибирь Муравьев был в Зимнем дворце у императора. Он подробно доложил обо всем, что решил предпринять в Иркутске, чтобы исполнить поведение его величества и навести порядок с акцизами и откупами, а также повысить доходы от торговли вином. Потом он сказал, что в будущем примет меры, чтобы улучшить обучение войск, для этого объедет сам Забайкалье и пограничную линию с Китаем, познакомится с казачьим поселением и с горнозаводским крестьянством…
Когда царь задавал вопросы, Муравьев отвечал быстро и точно, и видно было, что он недаром сидел в Петербурге и основательно подготовился к управлению краем.
Он изучил акцизное и откупное дело, обдумал, как увеличить число солдат и как обучить полудиких казаков строю и ружейным приемам…
Николай просветлел… Взгляд его властных голубых глаз выражал и строгость и удовлетворение.
Перейдя к делам морским, губернатор изложил свой взгляд на великое будущее Камчатки, сказал, что осуществит повеление его величества и приложит все усилия, чтобы Петропавловск стал могучей, неприступной крепостью, центром и оплотом русского влияния на Восточном океане.
— Но сам ты туда не доберешься? — спросил царь. — Ведь путешествие на Камчатку связано с большими затруднениями.
— Я постараюсь и туда добраться, — быстро ответил Муравьев.
Тут он сказал, что важным вопросом на Востоке, от которого зависит многое, продолжает представляться ему необходимость возвращения России реки Амура и что он, перед лицом государя не смея таить своих мыслей, обязан сказать, что совершенно не согласен с позицией, занятой в этом вопросе министром иностранных дел…
Вот тут-то для подкрепления своих доводов он и пустил в ход ту массу сведений, которыми стал располагать за последнее время. Казалось, ученый географ и в то же время дипломат и историк говорит с царем.
— Кяхтинская торговля возникла после Нерчинского договора, когда мы вынуждены были уйти с Амура. Кяхта — единственный пункт, где производится торговля России с Китаем. Ваше величество, это не соответствует значению нашей империи на Крайнем Востоке. В то время как англичане добились открытия для своей торговли пяти крупнейших портов, мы, имея тысячи верст общей границы с Китаем, довольствуемся торгом на Кяхте…