Первое Полоцкое сражение (боевые действия на Западной Двине в июле-августе 1812 г.)
Шрифт:
Дибич писал, что действие русской артиллерии остановило первый пыл неприятельских атак; «5-я дивизия и войска Властова выдвинулись вперёд, рукопашная схватка была ужасной. Превосходство неприятеля и особенно огонь батарей с левого берега, который брал в косом направлении часть нашей линии, вынудили в конце концов генерала Берга отступить с 5-й дивизией за Присменицу. Войска полковника Властова и два батальона сводных гренадер 14-й дивизии, которые были высланы им на помощь, разместились впереди леса у Невельской дороги». По словам Властова, «неприятель вновь яростно устремился на меня, но был остановлен 24-м егерским полком и двумя сводно-гренадерскими батальонами 14-й дивизии, которые, несмотря на его численное превосходство, удерживали его на этой позиции около двух часов».
Эти батальоны были высланы Каховским, который сообщил: «Как только резерв, которым я командовал, был атакован по дороге из Полоцка в Невель, то есть, как только были атакованы небольшие посты, расположенные на этой дороге, я выслал туда 1-й сводный батальон 14-й пехотной дивизии под командой майора Раенко. Этот храбрый офицер выслал навстречу неприятелю стрелков под командой поручика Оноприенко из 25-го егерского полка, которые так храбро отбросили его, что он не только остановил свое сильное стремление, но и вынужден был
Сен-Сир признавал, что «русские выказали в этом деле непоколебимую храбрость и бесстрашие, которым мало найдётся примеров в войсках других народов. Их батальоны, застигнутые врасплох, разобщённые один от другого, при первой нашей атаке (потому что мы прорвались сквозь их линии), не расстроились и продолжали сражаться, отступая чрезвычайно медленно и обороняясь со всех сторон с таким мужеством, какое, повторюсь, свойственно одним только русским. Они совершали чудеса храбрости». По словам Берга, «князь Сибирский со своей бригадой, состоявшей из Пермского и Могилевского пехотных полков, находился в центре всей линии, окружавшей город Полоцк; когда неприятельские колонны атаковали, он выслал часть своих стрелков на фланг», а затем по приказу Витгенштейна, «расположил остальных своих людей в стрелках и держался до того, как все линии начали отходить».
Дибич пишет, что неприятельские колонны «повернули против мызы Присменицы, слабо обороняемой одним батальоном Севского полка; они оттеснили этот батальон и двинулись против батарей, которые были выставлены недалеко от мызы. Эта артиллерия уверенно встречала атаки и до трёх раз отбрасывала их оживлённым картечным огнём. В конце концов, противник овладел ротой № 9 и шестью пушками роты № 28. Тогда канониры вооружились своими банниками, выдерживали первый удар достоточно долго, чтобы содействовать отступлению своих орудий, и оставили только семь пушек, которые были подбиты». Витгенштейн также признавал, что противнику «удалось, разбив прикрытие, овладеть подбитыми пятью орудиями легкой роты № 9 и двумя батарейной № 28, которые лишились почти всех лошадей и увезти их на своих, причем храбрый штабс-капитан Перин, защищая орудии свои артиллеристами, отбивая неприятеля тесаками и банниками, получил тяжелую рану в ногу пулею».
Это была атака 6-й дивизии Леграна и шедшей во главе её бригады 8-й дивизии. «Мы шли в колонне ускоренным шагом под непрерывным огнём артиллерии, — вспоминал Пуже, — мы следовали вдоль небольшого озера, которое находилось на нашем правом фланге, на нём мы видели действие картечи, которую извергала на нас русская артиллерия, каковая, стреляя слишком высоко, не могла поразить нас, благодаря складке местности. Но нам надлежало подняться во весь рост и двинуться на пушки. Именно тогда мой адъютант Жерар, полагая, что никто из нас не сможет уцелеть под таким огнём, схватил фаньон 37-го полка и, двигаясь впереди дивизии, воскликнул: “Вперёд! Вперёд!”. Он пустился в галоп впереди колонны, направляясь к батареям, куда добрался первым, зарубив артиллеристов возле их орудий. В этих обстоятельствах он проявил чрезвычайную храбрость… Мы прибыли вовремя, чтобы захватить девять батарейных пушек с их лошадьми. Русские отступили за мызу, где была их главная квартира». [171]
171
Примечательно, как подвиг Ф.А.К. Жерара был описан через 20 лет в «Летописях славы»: «Будучи капитаном, адьютантом генерала Пуже, он находился во главе атакующей колонны в момент, когда град картечи, выпущенной из девяти пушек, нёс смерть в наши ряды… Заметив колебание среди наших войск, этот храбрый офицер схватил красный фаньон 124-го полка и, смело двинувшись против всех опасностей, бросился галопом на сто шагов вперёд линии. “Вперёд, товарищи”,- крикнул он. Тогда солдаты, воодушевлённые подобным самопожертвованием, ответили ему криком энтузиазма и со штыками наперевес бросились бегом на неприятеля, отбросили его, захватили его позицию и овладели батареей, на которой этот офицер уже водрузил свой штандарт». По другим данным, Жерар захватил русскую гаубицу и получил контузию (Dictionnaire des braves de Napoleon. T. 1. Paris, 2004. P. 420; Quintin. 372).
Затем на ферму прибыл Легран, подошёл к Пуже «и сказал: “Всё идёт хорошо, Пуже. Обойдите мызу справа, чтобы переместиться влево, мы их удержим”. Когда я двигался впереди колонны, полностью поглощённый присутствием неприятеля, от которого я следовал очень близко, я не заметил, как она остановилась. Поэтому я был сильно удивлён, повернув голову, чтобы отдать приказание, увидев себя совсем одного и в то же время атакованного с фронта несколькими русскими кирасирами. Но я сидел на прекрасной лошади и, повернув назад, возвратился во двор мызы, где находились наши войска; однако меня совсем близко преследовал русский офицер, который угрожал мне своей саблей и кричал на очень хорошем французском: “Сдавайтесь, генерал, или вы умрёте!”. В ответ я только фехтовал моей шпагой и сохранял дистанцию. В тот же момент батальон открыл огонь по кавалерии, которая меня преследовала, и вынудил её отступить. Въехав во двор фермы, я нашёл там гг. генералов Леграна, Валантена, Раймона Вивье, [172] Моро и Мэзона; этот последний, которого я знал давно, сказал мне: “Вам удалось удачно ускользнуть!”. В тот же момент мой бедный Зефир, который вывез меня из боя, рухнул замертво; он получил в левый бок ружейную пулю, которая задела мне сухожилие, сгибающее левое колено… Легран сказал мне, указывая на кровь, текующую из моей раны: “Вы не можете здесь оставаться, вы ранены и лишились лошади”». Пуже попросил Жерара купить ему одну из лошадей, взятых у русских артиллеристов, и уехал в Полоцк. При штурме Присменицы был убит выстрелом в сердце полковник 37-го полка М. Майо, в 18 часов пулей в сердце был убит полковник 19-го линейного Ж.Э. Обри, выстрелом в левую ногу был ранен полковник 2-го линейного Ф.В.Э.Ш. де Вимпфен.
172
Генерал Г.P. Раймон-Вивье 20 июля был назначен комендантом м. Глубокое и 25 июля принял командование (Corr. 18983; Furtenbach F. Krieg gegen RuSland und russische Gefangenschaft. Niimberg-Leipzig, 1912. S. 55). Поэтому не ясно, участвовал ли генерал в сражении, но оба его адьютанта, капитан Жерметт и лейтенант Дьеболь были ранены 18 августа. Возможно, Вивье был срочно вызван “на фронт” из-за нехватки генералов в 8-й дивизии.
Впрочем, как заметил Фабри, на захват русских пушек, а следовательно, и Присменицы, может претендовать и 8-й баварский полк под командой майора (подполковника) Шторхенау. Невзирая на сильный огонь неприятеля, он бросился на штурм русской батареи. «Когда колонна 1-го батальона развернулась под огнём неприятельских батарей, она столь быстро двинулась развёрнутым строем (en ordre de tirailleurs) на неприятеля, что тот пустился бежать. Батальон добился преимущества, которого он достиг благодаря усилиям капитанов Массенбаха, Сарториуса, Харена и Харшера (первый был уже трижды ранен, а последний получил контузию в низ живота)… Он бросился бегом против неприятельской артиллерии. Это движение, вместе с быстрым движением на нашем левом фланге одного французского батальона, вынудило противника отступить и оставить три пушки 1-му батальону». При этом фельдфебель 3-й фузилёрной роты К. Эдлингер ударил саблей по руке русского канонира, отвёл в сторону жерло русской пушки и позволил полку захватить 3 орудия (он был награждён орденом Почётного легиона).
Командир 2-го батальона 8-го полка сообщил: «Под перекрёстным огнём трёх батарей я прибыл с моим батальоном к сгоревшему дому, недалеко от него находилась линия неприятельских стрелков. По приказу полковника Вредена, который командовал бригадой, я должен был выдвинуть вперёд в стрелки 2-ю гренадерскую роту под командой майора Шпитцеля, 8-ю — лейтенанта Цоллмана и 4-ю — капитана Беделя… Примерно в трёхстах шагах за сожжённым домом они повстречали два батальона неприятельских егерей, скрытых во рвах, которые встретили их жестокой стрельбой. Многие из этих храбрых солдат погибли, многие другие были ранены в последующей перестрелке. Однако они с чрезвычайной решительностью и редкой храбростью приблизились на двадцать шагов к неприятелю, несмотря на его превосходство, ещё до того, как 4-й полк прибыл их поддержать; вместе они отбросили его».
Дибич пишет далее: «Гамен со своей стороны оказал весьма упорное сопротивление. Но он был отброшен вправо от Присменицы в момент взятия батарей. Увидев тогда, что центр отрезан от 5-й дивизии, этот генерал собрал Тульский и Эстляндский полки, три батальона Навагинского, 11-го егерского и Тенгинского полков и атаковал в штыки французские колонны, которые уже вышли за пределы мызы».
Сен-Сир писал, что войска русского центра «выдержали новый натиск дивизий Леграна и Валантена с тем мужеством, какое они выказали при первой атаке; они были поддержаны также атаками своей кавалерии, но последняя была каждый раз отражена нашей пехотой. Эта кавалерия по свойству местности, где сражались, могла действовать только небольшими отрядами, а в таком случае она имеет очень малый эффект; этот род войск действительно страшен только тогда, когда может действовать большими массами. Однако одна полубригада 8-й дивизии, которая потеряла своего командира за несколько дней перед тем и состояла из очень молодых солдат, проявила слабость и слегка отступила, что едва не вызвало в этом пункте беспорядок, который был немедленно восстановлен необыкновенной храбростью других войск этой дивизии, что ещё увеличило репутацию генерала Мэзона, принявшего большое участие в этом деле». [173] Мэзон восстановил порядок с помощью 26-го лёгкого полка. Видимо, в это время были ранены полковник 124-го полка Э.Ж. Ардио (пулей в левый бок) и шеф батальона К.Ф. Кайзер.
173
Мемуарист употребил наименование demi-brigade, но формирований такого типа во 2-м корпусе не было. Из бригадных командиров недавно был ранен Пуже, но из двух его полков молодым и неопытным мог быть только 124-й, состоявший из голландцев. Пуже признавал, что «солдаты этой нации являются плохими пешеходами». Когда он принял полк, тот насчитывал 2400 хороших солдат, «особенно великолепны были гренадеры и вольтижеры». Но во время маршей полк растаял, и «по прибытии в Полоцк смог составить одну единственную роту гренадеров и вольтижеров, в центре которой находилось знамя. Три четверти офицеров также отсутствовали»; рота имела 140–150 чел., «так что моя бригада сократилась до одного единственного полка, 37-го». Рассказ лейтенанта 124-го полка Д’Озон де Буаминара подтверждает наше предположение; по его словам, в сражении из 26 офицеров полк потерял 19, из 600 солдат — 500, при атаке кавалерии в плен попал первый лейтенант Р.Х. Дриссен (Pouget. 156-57; D’Auzon de Boisminart. 138-39; Martinien. 355).
Когда баварцы увидели отступление французов, их мужество было поколеблено, возникла остановка в их движениях. Ещё более отрицательное влияние оказала весть о ранении генерала Деруа. Баварских воинов охватил упадок духа, изнеможение и глубокая скорбь. Но в это время Вреде, сопровождаемый адьютантом подполковником Й. Палмом, прискакал растянутым галопом через мост на решающий пункт сражения. Его появление, его призыв: «Es lebe unser Konig (Да здравствует наш король)!” вновь обратили 2-ю и 3-ю бригады 19-й дивизии против русских. Реляция 3-го лёгкого батальона гласит: “Все войска, сформировав колонну, двинулись вперёд, не обращая внимания на номера полков или батальонов, увлекаемые пылом победы, и заполнили пробелы в первых рядах; несколько раз отброшенная, линия двинулась вперёд против неприятеля… под сильнейшей канонадой и таким ружейным огнём, что самые старые солдаты едва ли могли припомнить, чтобы слышали что-то подобное, и где невозможно было услышать ни одной команды; войска смешались настолько, что весь армейский корпус можно было считать принадлежащим к одному полку. Тут командовал офицер из одного полка, там офицер из другого полка или батальона, то этими войсками, то другими… Каждый соблюдал самое суровое повиновение; презирая смерть, все люди бросились тогда с такой стремительностью на противника, что, несмотря на эффективную стрельбу его артиллерии, он должен был покинуть часть своих орудий и поспешно ретировался в лес”.