Первое правило волшебника
Шрифт:
Но Кэлен прекрасно понимала, что за этим стоит. Она Исповедница, и ее боятся.
Кэлен привыкла к подобному отношению, к косым взглядам, к шепотку за спиной. Теперь это уже не раздражало ее так, как прежде. Кэлен помнила, как мать с улыбкой говорила ей, что так уж устроены люди. Ничего не изменишь, так что не стоит давать волю своей горечи. Мать говорила Кэлен, что когда-нибудь она будет выше этого. Кэлен полагала, что ее больше не волнуют подобные пустяки, что ей все безразлично, что она принимает себя такой, как есть, принимает свою жизнь. Ей казалось, она уже смирилась с тем, что ей не дано многое, доступное другим. Так оно и было до того момента, как она встретила
Но ведь Ричард не знает, кто она такая. Савидлин, по крайней мере, относится к Кэлен дружелюбно. Он пригласил ее с Ричардом в свою маленькую хижину, где жил с женой Везелэн, и сынишкой Сиддином. Он отвел гостям место на полу, где те спали. Даже если их пустили в дом по настоянию Савидлина, Везелэн гостеприимно встретила Кэлен и не проявляла холодности даже в отсутствие мужа. Вечером, когда темнело, и работа останавливалась, Сиддин, широко распахнув глаза, усаживался перед Кэлен на полу, и та рассказывала ему о замках и королях, о дальних странах, о страшных зверях.
Потом малыш забирался к ней на колени, обнимал ее и просил рассказать еще.
У нее слезы наворачивались на глаза при мысли о том, что Везелэн не тянет сына прочь и настолько добра, что не выказывает страха. Когда Сиддин шел спать, Ричард и Кэлен рассказывали гостеприимным хозяевам о своих странствиях в Вестландии. Савидлин был из тех, кто уважает победу в честном бою, и, так же как сын, широко раскрыв глаза, слушал их рассказы.
Птичий Человек казался довольным новой крышей. Когда он увидел достаточно, чтобы сообразить, что это будет за конструкция, Птичий Человек улыбнулся, медленно покачав головой. На шестерых старейшин работа произвела меньшее впечатление. Для них несколько капель дождя, время от времени сваливавшихся прямо на нос, казались предметом, недостойным внимания. За свою долгую жизнь они успели к этому привыкнуть, а теперь появился чужак, который показал, насколько они были глупы. Когда-нибудь, когда умрет один из шести старейшин, Савидлин займет его место. Кэлен жалела, что он не может стать старейшиной прямо сейчас. Такой сторонник им бы очень пригодился.
Кэлен с тревогой думала о том, что произойдет, когда крыша будет закончена, что случится, если старейшины откажутся принять Ричарда в Племя Тины. Он так и не пообещал ей не причинять им зла. Хоть Ричард и не такой человек, который решится применить насилие, все же он — Искатель. На карту было поставлено больше, нежели жизнь нескольких людей, гораздо больше.
Искатель должен об этом помнить. И Кэлен тоже должна помнить об этом.
Кэлен не знала, что произошло у него в душе после того убийства, стал ли он более тверд и жесток. Однажды совершенное насилие меняет взгляд на мир. Привычка убивать заставляет по-другому относиться ко всему. Легче становится убить снова. Это она знала слишком хорошо.
Кэлен жалела о том, что он тогда пришел на помощь и ему пришлось совершить убийство. У нее не хватило духу сказать ему, что в этом не было необходимости. Она могла бы и сама справиться с последним из квода. В конце концов, один человек не представлял для нее опасности. Потому-то Рал и посылал за Исповедницами квод: если одного поразит дарованная ей сила, трое других убьют и его, и Исповедницу. Но в одиночку у нападавшего почти не было шансов. Пусть он был силен, но она могла опередить его. Она просто отскочила бы в сторону, уклонившись от удара, и прежде, чем он успел бы вновь поднять меч, Кэлен коснулась бы его, и он стал бы ее покорным
Кэлен знала: она никогда не сможет сказать Ричарду, что ему не нужно было убивать того человека. При мысли, что он сделал это ради нее, спасая, как он думал, ее жизнь, Кэлен становилось еще хуже.
Она была уверена, что следующий квод уже, возможно, идет по их следам. Они неумолимы. Тот, кого убил Ричард, знал, что ему предстоит умереть, знал, что у него нет ни единого шанса в одиночку против Исповедницы, и все же пришел. Они не остановятся. Они не знают, что значит остановиться. Они думают только о своей цели.
И наслаждаются тем, что делают с Исповедницами. Как Кэлен ни старалась, она не могла забыть о Денни.
Всякий раз, как Кэлен думала о кводах, она не могла не вспомнить о том, что они сделали с Денни.
Прежде чем Кэлен успела вырасти, ее мать поразил страшный недуг.
Целители оказались бессильны. Мать умерла слишком быстро. Исповедницы жили сплоченно. Когда одну настигала беда, это касалось всех. Мать Денни взяла на себя заботы о Кэлен. Девочки — лучшие подружки — считали себя сестрами.
Это помогло смягчить боль утраты.
Как и ее мать, Денни была хрупкой, болезненной. У нее не было той силы, которой обладала Кэлен. Кэлен стала ее защитницей, хранительницей, помогая в ситуациях, когда требовалось больше сил, чем Денни могла почерпнуть внутри себя. Освободив свою магическую силу, Кэлен могла восстановить ее за час или два. Денни требовалось на это несколько дней.
Однажды Кэлен отлучилась, чтобы принять исповедь убийцы, приговоренного к повешению. Миссия, которая должна была быть поручена Денни. Кэлен отправилась вместо сестры, желая оградить ее от этой мучительной церемонии. Денни не выносила исповеди, не выносила вида затравленных глаз преступника. Порой она плакала несколько дней после церемонии. Денни никогда не просила Кэлен заменить ее, не стала просить и на этот раз. Но одного взгляда было достаточно, чтобы заметить ее облегчение, когда Кэлен сказала, что пойдет вместо нее. Кэлен тоже не любила исповеди, но она была сильнее, разумнее, более склонна к размышлениям. Она понимала, что ее доля — быть Исповедницей, и принимала это. Она — это она. Это не причиняло ей такой боли, как Денни. Кэлен всегда ставила разум выше сердца. И она нередко выполняла за сестру грязную работу.
На обратном пути Кэлен услышала тихие стоны, доносившиеся из кустов у дороги. Стоны смертельной боли. К своему ужасу, она обнаружила Денни, распростертую на земле. Было очевидно, что сестра только что высвободила магическую силу.
— Я... шла встретить тебя... Мне хотелось пройтись с тобой до дома, — проговорила Денни, когда Кэлен уложила голову сестры себе на колени. — Это квод. Прости. Я достала одного из них, Кэлен. Я коснулась его. Ты могла бы гордиться мной.
Кэлен, ошеломленная, поддерживала голову Денни. Она успокаивала сестру, уверяя ее, что все будет в порядке.
— Пожалуйста, Кэлен... опусти мне платье... — Ее слабый голос доносился из какого-то невероятного далека. — Руки не слушаются меня.
Справившись с ужасом, Кэлен поняла, почему. Руки Денни были жестоко переломаны. Они беспомощно висели вдоль тела, согнутые там, где не должны были сгибаться. Из уха сочилась кровь. Кэлен натянула на сестру то, что осталось от пропитавшегося кровью платья, стараясь как можно лучше укрыть девушку. У нее кружилась голова. Что они с ней сделали! Удушье мешало ей говорить. Кэлен изо всех сил сдерживала рыдания, чтобы не испугать сестру еще больше. Она знала, что ради сестры должна быть сильной в этот, последний, раз.