Первое приключение
Шрифт:
– Если вы желаете информировать вашего командующего офицера, что
считаете его дураком, это ваше личное дело, – сказал Спок. – Однако, мои наблюдения за человеческой природой мне подсказывают, что это заявление не будет воспринято благосклонно.
– Я должен попасть на «Ээрфен»!
– Вы бы предпочли служить в пограничном патруле, чем на «Энтерпрай-
зе», который обладает возможностями расширять пределы исследований?
– Да, – сказал Хикару. – Предпочел бы.
– Не понимаю почему.
– Значит, вы никогда не жили на Ганджитсу. – Хикару тут же пожалел,
что сказал это. Он был зол и расстроен, и не хотел говорить ни о Ганджитсу, ни о «Ээрфене», ни о капитане Хантере. Сейчас этот офицер по науке вперит в него свой пристальный взгляд и потребует объяснений.
К удивлению Сулу, Спок не сделал ничего подобного.
– Ганджитсу, – сказал он задумчиво. – Это многое объясняет. Однако, в
настоящий момент ничего нельзя сделать. «Энтерпрайз» отправляется завтра. Найти к этому времени другого рулевого невозможно. Вы должны подать рапорт о переводе.
– И что потом?
– И потом ждать.
Хикару расстроено выдохнул.
– Тем временем, – сказал Спок, – компьютер переслал на вашу станцию список ваших обязанностей на корабле.
Хикару решил считать поражение временным отступлением.
– Вам, очевидно, известно, – сказал Спок, – что капитан должен одобрить
ваш рапорт, прежде, чем вы передадите его дальше.
– Нет, – сказал Хикару. – Этого я не знал. – Но, вероятно, должен был
догадаться, подумал он. Он прошел мимо пустого капитанского кресла к консоли рулевого.
Список обязанностей включал участие в подготовке корабля к отправлению, номер его каюты, информацию о церемонии передачи командования и приказ явится на осмотр к корабельному врачу для прохождения полного обследования. Он скривился. Он терпеть не мог обследований. Он подумал, а не удастся ли как-нибудь устроить, чтобы он не подходил по здоровью, но сразу оставил эту мысль. Если бы он оказался слишком нездоров, чтобы остаться на борту «Энтерпрайза», на котором было превосходное медицинское оборудование, на границу, с ее медиками и полевой хирургией, его бы уже точно не послали.
Сабля в ножнах стукнула о кресло, когда он занял место рулевого. Он стянул перевязь и сунул саблю под консоль.
Он еще ни разу в жизни не управлял звездолетом класса «Созвездие». Но тренировался на достаточном количестве симуляторов, чтобы знать, на что они были похожи: неуклюжие, неподатливые и медленные.
Ему пришло в голову, что он мог бы заявить о своей полной некомпетентности – и продемонстрировать ее – для того, чтобы его выгнали с этого корабля. Но это принесло бы ему пользы не больше, чем непрохождение обследования. Игра в некомпетентность подмочила бы его репутацию, не говоря уже об опасности, которой он подверг бы корабль. С другой стороны, он мог бы добиться перевода, если сделает это возможным для своего последователя заместить его без хлопот и неприятностей.
Это означало, что он должен был показать себя с лучшей стороны. Он забыл о времени, погрузившись с головой в разбор особенностей корабля.
Коронин потянулась в контрабандных шелках. Ей нравилось, как струились слои атласа, и какой гладкой была тонкая замша. Она наткнулась на транспорт олигархии, и застала его врасплох. Теперь командный отсек боевого корабля содержал кучу вещей, вытащенных из грузовых отсеков транспортника, и неважно, что она могла бы это все дорого продать в границах Клингонской Империи. Коронин уважала выгоду, но предпочитала роскошь.
Командный отсек нависал по всей длине над рабочим. Люки в полу, наклонные панели из одностороннего стекла, специальные сенсоры шпионили за всем персоналом. Владелец корабля мог незаметно следить за любым из подчиненных. Коронин презирала тех, кто держал телохранителей. Потом, сержант поклялся ей в верности, и вряд ли кто из команды сильно сожалел о потере командующего офицера, от которого ей достался корабль.
Без сомнения, он обращался со своей командой так же необдуманно, как со своими родственниками. Он проиграл будущее своей семьи в тот момент, когда проиграл Коронин, потому что правительство не пощадило бы его, – и всех его родственников, – чтобы возместить убытки. Он должен был бы хорошенько подумать, прежде чем предлагать ставкой то, что ему нельзя было терять. Чего он, конечно, не сделал.
«Куундар», как она теперь назвала корабль, обладал хорошими скоростями и вооружением; а Коронин была превосходным пилотом. Если правительство захочет получить обратно корабль и команду, они должны сперва догнать ее.
Если она сможет оставаться на свободе достаточно долго и совершит два-три дерзких рейда в пределы Федерации Планет, олигархия, возможно, занесет ее имя в список независимых капитанов, на деятельность которых они будут смотреть сквозь пальцы. Непрочные соглашения и договоры о ненападении не давали официальным силам олигархии как следует развернуться против Федерации. Тот, кто действовал на свой страх и риск, обладал большей свободой.
Коронин презрительно рассмеялась. Она могла развлекаться, увеличивать свое богатство, заполнить свой отсек роскошью, близкой к декадансу, жить вне закона, и пожать плоды всего этого. Олигархи не могли ее остановить. Что они могли ей сделать? Убить ее? Задолго до того, как она легла на этот курс, она примирилась с тем, что может быть кем-нибудь когда-нибудь убита. Эта перспектива ее не пугала. Что же до их способов воздействия с помощью конфискаций и преследований: у Коронин ничем не владела за пределами этого корабля, и не имела семьи, чтобы они могли воздействовать через нее. Нет, у нее не было семьи: об этом позаботилась Федерация, а ее собственное правительств никак не ответило на оскорбление. Только Коронин и выжила тогда, еще почти ребенок, без друзей и покровителей, которые могли бы за нее просить. Теперь она выросла, и у нее были счета и к олигархии, и к Федерации.
По ее команде на экране возникла звездная карта. Пространство, контролируемое Федераций, было окрашено в красный цвет, огромная расползшаяся масса, гигантская опухоль. Один длинный, уязвимый отросток втиснулся на Клингонскую территорию: Фаланга Федерации. Ее существование задевало ее; название – оскорбляло. А в системе Арктура, где отбросы обоих обществ встречались в условиях безразличного нейтралитета, те, кто был из Федерации, находили для себя крайне забавным повторять их возмутительные шутки достаточно громко, чтобы всякий мог их услышать. Комбуранйа недоставало гордости, чтобы находить эти насмешки оскорбительными, но Коронин, – Румайу, едва их выносила.