Первомост
Шрифт:
– Лепо, лепо, - сказал Воевода, уловив, видно, суть лишь в последнем или же просто отмахнувшись своим любимым словечком от разглагольствований Стрижака.
Так вот, из желания отомстить Воеводе, донять его хотя бы в мелочи, Стрижак надумал поставить обученного им Маркерия на мосту, дать ему доску и писало, и чтобы записывал он всех, кто идет и едет через мост ежедневно. Зачем нужно было это делать, принесет ли это какую-нибудь пользу, никто не мог сказать, не мог бы сказать и сам Стрижак, да у него и не спрашивали, таким новым и загадочным было выдуманное им дело. Воевода согласился легко и без лишних расспросов, ограничившись своим "лепо, лепо", так, словно только и делал, что ставил писцов на мосту; кроме того, он сразу смекнул, что загадочность его станет еще больше благодаря
День на день не был похож, всякие приключения бывали на мосту, были и смех, и слезы, и горя много, и веселья, но все равно должно было бы все это опостылеть Маркерию, и навряд ли удержался бы он долго при этом странном деле. Ну так вот, опустив множество событий, о которых в других условиях можно было бы и вспомнить, перейдем к тому, что произошло наконец между Маркерием и Воеводихой, потому что женщины в своей страсти последовательны и упрямы и никогда не отступят от намерения, которое однажды приняли.
Началось на мосту, потому что здесь имело свое начало все (а возможно, и конец тоже). Ехали со стороны заднепровских озер ловцы. Не верхом, а на трех подводах и, как видно, не княжьи люди, а люди какого-нибудь из подкиевских воевод, быть может, и бродники, потому что у всех были суетливые глаза и срывавшиеся на визг голоса. Ловцами назвались, потому что везли полные возы битых лебедей белых и черных, но в то же время и не должны были бы они называться настоящими ловцами, ибо не имели с собой ни кречетов, ни соколов для благородных лебединых ловов, не имели даже луков, а только короткие мечи, которые в случае необходимости могли служить и обыкновенными ловецкими ножами, да еще длинные прутья, сложенные на возах, окровавленные и в лебяжьем пуху. Сразу было видно, что это за ловцы! Такие не морочатся с соколами, не пускают стрел под облака, не оставляют прекрасным птицам ни малейшей возможности для спасения. Где-то на озере или в тихой заводи догоняют лебедей в легких берестянках и безжалостно бьют бордунами или же просто палками.
Если бы в этот момент на мосту оказался Воевода, он велел бы отнять у ловцов-разбойников всю добычу, а самих вытолкать взашей. Но Мостовик отдыхал после обеда. Мытник, упиваясь воспоминаниями о сытной трапезе при воеводском столе, настроен был благодушно, взглянул сквозь пальцы на троих, сказал: "Раз вас трое, то так тому и быть: каждого третьего лебедя положите с воза и поезжайте, покуда целы". Ловцы начали хорохориться. Один из них, видно ватажок, выдернул с воза трех черных лебедей, швырнул Мытнику под ноги, выкрикнул: "Вот тебе от каждого из нас! Мы щедры". Но на Мытника не действовали ни хвастуны, ни нахалы. "Щедрых нет, - сонно зевнул он.
– Есть только умные и глупые. Не хотите по-умному, окажетесь в дураках, ежели не хуже того. А ну-ка, Положай, возьми их". И Положай быстро управился с этими тремя, тем более что на помощь ему прибежала предмостовая стража. Ловцов связали веревками, а Мытник начал присматриваться, кого бы послать к Воеводе за советом.
Лишних людей на мосту никогда не было, однако теперь стоял здесь Маркерий со своей доской, человек лишний, возмутительно ненужный, нежелательный для Мытника, поэтому он с радостью позвал своего племянника и велел ему немедленно бежать на воеводский двор; если Мостовик спит, подождать, пока проснется, и только тогда доложить о приключении.
Маркерий побежал без лишних слов, охотно и весело, он надеялся увидеть Светляну, с которой теперь не имел возможности часто встречаться, Воеводу решил не беспокоить, пускай выспится и пускай приснятся ему ангелы или же и сам Николай-угодник, тут парень был щедрым и добрым.
Ему везло в этот день: не успел он проскочить воеводские ворота, как увидел Светляну. Можно было подумать, что она ждала Маркерия или же вышла его встречать.
– Светляна!
– крикнул Маркерий еще издалека.
– А ты возгордился своим мостом, - сказала девочка.
– Стою с утра и до вечера, переписываю все на мосту, но скучно...
– И мне тоже, - призналась Светляна.
– Лучше всего нам вдвоем, правда?
– Да.
– Но от моста теперь не оторваться.
– Опостылел мне этот мост, - чуть не плача сказала девочка.
– Берега соединяет, а нас разорвал, правда, Светляна?
– А между нами не мост - а пропасть теперь. И такая скука тут, на этом холме.
– Знаешь что!
– заговорщицки наклонился к ней Маркерий.
– Что?
Но тут он увидел у нее в волосах зеленую ленточку. На светлых волосах она выглядела так прекрасно, что рука Маркерия сама потянулась к этой ленте то ли для того, чтобы погладить волосы Светляны, то ли просто дернуть, девочка исподлобья смотрела на парня, не мешала ему, но и не подбадривала, тогда он неожиданно для самого себя коротким движением сорвал ленту с ее волос, девочка бросилась, чтобы отнять, но он высоко, так что она не могла достать, поднял руку, крутанулся, отбежал от Светляны и быстро, ловкими движениями, повязал себе ленту на шею.
– Отдай, - сказала Светляна.
– А не отдам.
– Мне отец подарил.
– А теперь пускай мне будет.
– Зачем это тебе?
– Буду стоять на мосту, а ты словно рядом...
Светляна засмеялась. Она была еще слишком маленькой, чтобы разобраться в чувствах, да и у Маркерия нежность пробивалась еще неосознанно, голос ее был невнятным и непостижимым.
Они очень скоро забыли о ленточке и начали бегать - один убегал, другой догонял, они оживленно резвились, не мальчик и девочка, не будущие муж и жена, а просто двое детей, которые не ведают о поле, а если и ведают, то не переносят этого на себя, щедро уступая все преимущества и радости взрослым.
И не знали дети, что за ними следят зорко и неотрывно два хищных, черных, как половецкая ночь, огромных глаза, следят упорно, неутомимо, все замечают, все запоминают: и их улыбки при встрече, и пожатие рук, и эту ленту, и веселую беготню, и невольные объятия, и раскрасневшиеся щеки.
Половчанка была терпеливой. Так в степи хищный зверь выслеживает свою добычу, твердо убежденный, что не миновать ей своего, но и не отваживаясь напасть прежде времени, чтоб случайно не вспугнуть и не утратить безвозвратно. Однажды заприметив Маркерия, она уже не отступала от своего намерения, время помогало ей, каждый новый день вливал в отрока больше и больше мужских сил, нужен был теперь только случай, но Воеводиха не опережала событий, выжидала и выслеживала. Сегодня она и в мыслях ничего не имела, Маркерия сама судьба посылала ей в руки. Поэтому она даже растерялась, когда парнишка, вдоволь набегавшись со Светляной, хлопнул себя по лбу, будто вспомнив что-то, схватил девочку за обе руки, шутливо потормошил на прощанье, а потом побежал в воеводские палаты, прямо в сени, в которых пряталась половчанка, вскочил туда запыхавшийся, торопливый, словно прибежал прямо с моста для старательного выполнения приказа Мытника.
Вот так запыхавшийся, в горячей испарине, по-юному гибкий, на голову выше Воеводихи, встал он перед нею в сенях, чуточку обескураженный неожиданной встречей, но и не напуганный, ведь сидел длительное время здесь рядом с нею, да еще и на одной скамье, случалось.
Воеводиха не дала ему возможности промолвить ни слова, тихо велела:
– Иди за мной.
– Мне к Воеводе, - попробовал было сопротивляться парень, еще не догадываясь о беде, но уже подсознательно пугаясь этой загадочной темной женщины, блеска ее огромных глаз, всей фигуры ее, преградившей ему дорогу.