Первопричина 2: Возмездие Красного Медведя
Шрифт:
Что напоминает Серафине подземный город. И раскинулся этот город на несколько десятков километров во все стороны.
— Ну и что это может быть? — первым спрашивает Ломакин.
— Наверное, готовят крупную диверсию, — хмурится Морозова. — Несколько десятков тысяч людей. Если нападут на Лазаревск, последствия будут катастрофическими. Или…
— Они фанатики, — кривится Горчаков. — Они там и бомбы разрабатывать могут. Надо идти и зачищать это место.
— С войсками? — в один голос спрашивают Спичкины.
— С войсками нельзя. Можем засветиться, что будет тогда неизвестно. Пойдём только мы.
— Влад, подожди, — поднимает руки Серафина. — Это не всё. Это место, настолько странное, что… Это дыра в ткани мироздания.
— Шарахнем бомбой и все дела, — начинает злиться Белка.
— Нельзя, — мотает головой Серафина. — Там арданиума слишком много. Если вдруг сдетонирует как было в Берлине, то Лазаревск просто сдует. Да и потом, бить бабахой по неизученной аномалии, такое себе занятие. А там именно аномалия. Для начала надо понять с чем мы столкнулись.
— Ну так посмотри получше, — разводит руками Роза.
— Не выходит, — вздыхает Серафина. — Я вижу как через мутное стекло.
— Тогда остаётся разведка боем. Итак, со мной пойдут…
— С тобой пойдут все, — улыбается Маришка. — Коме Ларисы и Маруси.
— Точно, — подпрыгивает Лазарев. — Мелкие ещё. А я изучу арданиум, наверняка там навалом интересных образцов.
— Да, устроим вылазку, как в старые не совсем добрые времена размотаем там всех, — почему-то натянуто улыбается Преображенская. — Страшные были времена. Надо взять Горчакова и Морозову. Они помогут.
Что не так? Чего боится Серафина? Почему Лариска и Маруська не спорят? Что они не договаривают? Или… Да нет. Серафина просто не может скрывать опасности. Это… Это глупости. Да…
Идти решаем завтра ночью. Соберёмся, подъедем как можно ближе, потом телепортируется и уже на месте посмотрим что за хрень там происходит. Хотя… Чего я нервничаю? Нет в этом мире гадости, способной остановить семью Константиновых. Надо уран с собой взять. И всё же, что не так?
На следующий день, ближе к вечеру выезжаем. В десяти километрах останавливаемся, ждём когда стемнеет, готовимся и телепортируется в лес.
— Ой, — прижимая руки к голове стонет Морозова. — Как же… Больно. Что это за хрень? Я слышу голоса.
— Я тоже, — окружая Морозову щитом шепчет Серафина. — Осторожнее, не расходимся. Держимся вместе. За мной.
Место и правда странное. Вроде бы обычный лес, но такое ощущение что сами деревья наблюдают за нами. По земле стелиться туман и тишина. Ни звука. Даже ветер листвой не шелестит.
Начинается движение. Серафина и Ломакин впереди. Сера сканирует пространство, Ломакин прислушивается к вибрациям земли. С его слов, под нами много грунтовых вод. Он чувствует движение воды. Маришка, это подтверждает. Белка говорит что под нами люди. Немного, все движутся в одну сторону. Спичкины держась за руки молча вглядываются в темноту и заявляют что деревья теплее чем обычные. Но кроме этого, в лесу никаких тепловых следов. Нет ни крупной, ни мелкой живности.
Вопросы вызывает поведение Лазарева. Нервничают все, даже Горчаков, а Лазарев спокоен, что невозможно. Если вспомнить как он вёл себя в грибном лесу, то сейчас он демонстрирует железное спокойствие. И это настораживает. Наталкивает на нехорошие мысли. Мысли на которых я не могу сосредоточиться. Они путаются, ускользают. Меняются. И, как будто, пытаются успокоить? И я…
— За холмом, — останавливается Серафина.
— Многолюдно, — присев на корточки и приложив ладони к земле шепчет Ломакин. — Человек сто. Топчутся на месте. Большего сказать не могу, проклятый шум мешает.
— Какой шум?
— Так я же говорил. Движется что-то под землёй, шевелится. Молодой человек, вы что забыли?
— Я? — пытаясь вспомнить спрашиваю и таки да, вспоминаю как Ломакин говорил мне об этом. — Ну да. С шумом потом разберёмся. Там Луна поднимается. Надо спешить.
Там же. Взгляд со стороны.
Группа снова начинает движение. Идёт к холму, но вместо того чтобы идти по прямой наворачивает у подножия холма круги. Возвращается обратно, зигзами движется в совсем другую сторону. И так бы они и блуждали, не замечая того что ни на шаг не приближаются, но…
Гробовую тишину нарушает пронзительный женский крик. Влад ориентируясь на звук бежит вперёд и ведёт группу за собой. Останавливается у кустов, присаживается и морщась смотрит вперёд.
— Не успели, — видя как окровавленные детские тела скидывают в яму шепчет Влад. — Как так? Неужели мы так долго шли? Тут же всего сто метров? Как?
— Возможно искажение времени, — потирая виски стонет Серафина. — Или пространства. Я не знаю. Надо…
— Ждём, — кивает Влад. — Не дёргаемся.
Все садятся за кусты и наблюдают. У церкви, жуткого, безобразного и асимметричного здания, идёт движение. Жертв скидывают в яму. Люди, точнее нелюди, совещаются, заходят в здание. В окнах вспыхивает свет, начинает играть музыка. Из церкви доносятся жуткие песнопения и молитвы на неизвестном языке от которого Влад звереет, меняет облик и отрастив на пальцах когти убегает. Попытки остановить его ни к чему не приводят.
Влад добегает до церкви, вонзает в дверь когти и вырывает её. Отбрасывает в сторону и зарычав заходит внутрь.
— Так-так, — шагая между рядами скамеек кивает Влад. — Знакомые все лица. Врачи, рабочие, офицеры, члены горисполкома. Милиция, КГБ, солдаты. Восемьдесят рыл. И ты!
— Я, — кивает стоящая за кафедрой худая женщина в красных одеяниях. — Давно не виделись, Железный Влад. Убирайся отсюда и останешься в живых.
— Выгоняешь меня? Жаль. А я ведь хочу принять участие. И приму.
Схватив ближайшего сектанта, Влад отрывает ему голову. Создаёт в руках меч и начинает кромсать людей. Стреляет в них металлическими иглами из рук. Вырывает из стен ржавые швеллера и балки и ими давит собравшихся.