Первопричина 3: СССР, любовь и магия
Шрифт:
Открывается дверь, в палату гордо подняв голову входит странно довольная Татьяна Ивановна. Подходит, садится на стул и улыбаясь смотрит на меня.
— Привет…
— Привет, — улыбается она. — А я тебе покушать принесла.
— Спасибо…
— И покурить. «Космос» как ты любишь.
— Татьяна Ивановна… — морщась от вдруг начавшейся головной боли шепчу.
— Ты не стесняйся. Если что, сразу звони мне, я всё брошу и прибегу к тебе. Ух, как я рада что ты в порядке. Я буду навещать тебя каждый день.
— Тань! — дабы успокоить женщину повышаю голос. — Со мной всё в порядке. У меня всё есть.
— Точно всё?
— Даже коньяк. Теперь давай о нас. Нам надо всё решить и сделать это как можно быстрее. Мы…
— Что? — улыбается Кошка. — Ну, мы? Продолжай. Не можем быть вместе? А почему? Потому что ты не хочешь или потому что это неправильно? Нет, Игорь, ты хочешь, у тебя на лице всё написано. И это правильно, у нас так принято. У нас это всё по закону, по обычаям, по правилам запечатления которое у нас с тобой случилось. Ну же, скажи мне что я тебе безразлична. Скажи что не хочешь меня видеть. Скажи и я в твоей жизни больше не появлюсь. Не можешь? А знаешь почему? Потому что мы: я, ты и Лена, созданы друг для друга. И мы будем вместе… Я, ты и Лена. Счастливая советская семья. Я люблю тебя.
— Тань…
— Да, я люблю тебя. Ты моё сероглазое чудо. Ты разбудил меня, дал надежду, стал лучиком света. И я… Я отвечу тебе тем же. Я стану лучше, подарю тебе всю свою любовь и нежность. Я… Хм… Какой ты… В больничной пижаме, такой милый, беззащитный. Можно я тебя поцелую?
— Нет! Татьяна…
И тут то ли я от лекарств торможу, то ли рефлексы нашей учительницы на высоте. Она просто оказывается рядом, наклоняется и целует. Улыбаясь встаёт, смотрит фиолетовыми глазами.
— Я тебя люблю, медвежонок, — шепчет она, вздохнув закрывает глаза и тянется ко мне.
Пытаюсь отвернуться, но оказываюсь пойман за подбородок и всё же поцелован…
— Это что ещё такое? — заваливаясь в палату спрашивает Маша. — Гражданка Кошка, здесь больница. А ну прекратите безобразие.
С этими словами, Маша подходит к ней, хватает за руку и вытаскивает из палаты. Кошка же смеясь подпрыгивает, машет мне рукой и обещает зайти завтра. Обещает пока её за дверь не выталкивают.
— Совсем оборзели, — подходя ворчит Маша, садится на стул и внимательно смотрит на меня. — Ну, жених, что делать будешь?
— У вас тут эвтаназия разрешена?
— Игорь! Вопрос серьёзный. Просто так, само по себе, всё это ну никак не рассосётся. Я помочь хочу. Ты же… Ты же всё узнал про запечатление? По глазам вижу что узнал. Ну и?
— Я не знаю. Такого не бывает, потому что не бывает. Никогда такого не было и вот опять… Маш… Мария Андреевна, может вы меня в психушку сдадите. Скажете долбанулся. А я отлежусь, пару месяцев, все летние каникулы, а когда всё успокоится…
— Да я бы с радостью. Но ты же понимаешь что туда они вместе с тобой залягут. Причём обе сразу. Ты не нервничай. Подумай. Посмотри. Большая семья это неплохо. Уважение, выплаты от государства. Землю получите, дачу построите.
— Да не в земле счастье. Я боюсь, что они поубивают друг друга. Меня-то ладно, сами бы не убились.
— А если договорятся?
— А на Луну как улететь можно? Что там, добровольцы?
— Игорь…
— Да не знаю я. Ну вот честно. Представить этого не могу.
— А ты попробуй. Потому как если они договорятся, а они договорятся, то выбора у тебя не будет. Поэтому, поступи как мужчина. Сожми яйца в кулак, собери женщин в одном месте и сделай предложение.
— Я спать буду.
Вздохнув Грибочкина встаёт и уходит. Отворачиваюсь от двери, укрываюсь одеялом, вздыхаю.
Скрипит окно. Сажусь и вижу… Ловко перебирая руками и ногами, как жутковатая паучиха, держа в зубах пакет, в палату забирается Нестерова. Выпрямляется, поправляет волосы, берёт пакет в руку, подходит и садится на стул. Не моргая смотрит огромными зелёными глазами.
А она изменилась. Волосы короче, глаза больше. Одежда… Внешность… Гвен Теннисон… Ага, вылитая. Вот кого она мне напоминает. А… Зачем?
Присутствие Нестеровой усиливает головную боль. В палате начинает пахнуть мороженым с карамелью. Нестерова… Светится. Слабо, почти неразличимо. Но…
— Игорь?
— Здрасте, Маргарита Сергеевна. А вы…
— Просто зашла. Проходила мимо. Смотрю окно открытое. На третьем этаже. Дай думаю зайду, узнаю как здоровье у ученика.
— А… Ага… А вы…
— Можно на ты. Ну так как ты?
— Да вроде жив. А…
— Неприятный случай, — качает головой Нестерова. — И женщины твои плохо поступили, неправильно. Устроили делёж, подрались. Тебя чуть не убили.
— Вы всё знаете?
— Я была там. Помочь не успела, извини. Когда я забралась на вышку вы уже упали. Хотя знаешь… Я не осуждаю. Они столько лет одни, ни к кому даже прикоснуться не могли. У вас случилось. А я… У нас с тобой тоже. Гы…
— Мама…
— Если хочешь, — улыбается Нестерова. — Можешь меня и так называть.
— Маргарита Сергеевна. Кхем… Держите себя в руках.
— Хи-хи… — жутковато улыбается Нестерова.
Ставит одну ногу на край кровати, перешагивает через меня и стоя надо мной улыбается.
— Ну, как я тебе?
— Во! — показываю ей большой палец.
Посмотреть и правда есть на что. Маргарита у нас хоть и не высокая, но очень фигуристая. Чего при первой встрече я не заметил. Ещё роль играет её одежда. Белые обтягивающие брюки, обтягивают всё настолько, что ничего не скрывают. Они так плотно и идеально сидят… Как будто вторая кожа. Красивая, да… Но…