Первопричина 3: СССР, любовь и магия
Шрифт:
За всё это, Грибочкина, запретила посещения. Однако уже сама устраивала мне целые лекции о семейной жизни. Семьях, их составе и прочих правилах. Резнов стаскал из дома всю еду. Его, конечно, не пускали, но медсёстры всё принесённое передавали. Вараксина и ко постоянно писали и спрашивали о песне. Громова и Иванова по сто раз в час спрашивали как здоровье. Звонили с работы, интересовались состоянием. А на третий день, ко мне положили соседа. Парня, лет двадцати, который несмотря на гипс и ожоги, хоть немного, но отвлекал. Точнее загонял в непонятки. Серёга, он же машинист тепловоза, поступил как герой. Увёл загоревшийся
Со слов Серёги пожар возник из-за того, что цистерну плохо промыли и недостаточно тщательно проверили перед тем, как начать срезать помятый сливной кран.
Бабахнуло. Рабочего, кто с<u></u>резал кран, найти не смогли, а взрывом горящие обломки закинуло на цистерны с топливом для аварийных генераторов. Машинист маневрового тепловоза, то есть Серёга, увидел это безобразие, зацепил цистерны и вытянул в тупик. Взрывом его выкинуло наружу, он получил множество травм и ожогов, но наши медики его вытянули.
Всё это рассказывалось с шутками-прибаутками. Приколами и отхождениями от темы. Вопросами ко мне, потому как меня он в газете видел. Ну и… Немного не по себе мне стало когда я узнал, что Серому совсем не двадцать, а под восемьдесят. На вопрос как так, он рассказал что на него излучение арданиума не подействовало. Он прожил жизнь, состарился и готов был отойти в мир иной. Но два года назад решился и прошёл терапию. И вот… Молодость, здоровье, настроение, на девушек заглядываться начал и не только заглядываться. Мечтает подзаработать денег, собрать двух своих красавиц и зарегистрировать отношения. А потом в Сочи, на месяц.
И следом Серёга заметно помрачнев рассказывал как он чуть не ошибся. Поскольку он рождён без арданиума, а излучение его почему-то проигнорировало. Он доживал свои дни в доме престарелых и уже собирался помирать. Однако, его пришёл навестить товарищ, прошедший процедуру и вернувший молодость. И тут Серёга задумался, долго решался и всё же попробовал. Теперь у него впереди ещё лет двести, а то и больше жизни, и после того как он много лет жил немощным стариком, теперь он собирается взять от жизни всё. Нет, не пить, употреблять запрещённые вещества и общаться с сомнительными личностями. Он хочет работать, учиться, создать семью и жить в своё удовольствие. Потому как впереди у него хоть и очень много времени, он как и в прошлый раз боится всё упустить. Ему до ужаса страшно упускать свой второй шанс.
Эти слова, начинают тревожить и меня. Потому что сейчас мне шестнадцать, а завтра? Я совсем недавно тоже особо не заморачивался а потом бац и жизнь делает такой крутой поворот…
Теперь я понимаю почему Лена и Таня так торопятся. Они много лет одни, уже успели отчаяться это видно. И тут я. Чучело, которое припёрлось и запечатлилось на них. И чучело не боится, а даже наоборот, само тянется к ним.
А почему я к ним тянусь? Из-за запечатления. А не боюсь? Это я так выделяюсь? Это мои способности? Не боятся особенных? Судьба? Что? Что… А ведь есть ещё такая же Женя, с которой тоже запечатление. И Нестерова, которая по каким-то пока тайным причинам ждала меня пятьдесят лет. А по каким? Точнее с какого она меня ждала?
Страшно, очень страшно, я не знаю что это такое. Если бы я знал что это такое, но я не знаю что это такое. От чего ещё страшнее.
Только не зацикливаться, только не это. Нет! А если
****
Полдень. Палата. После проверки и тщательного осмотра, Грибочкина улыбаясь заполняет выписку. Я уже переодетый в заранее принесённые вещи прощаюсь с Серёгой, оставляю ему принесённые мне гостинцы и жду…
— Сергей, сходите погуляйте. Мне кое-что с пациентом обсудить надо, — ставя подпись улыбается Маша. — Спасибо. Так, Игорёк, ты свободен, Но, сразу на тренировку тебе нельзя. До понедельника никаких нагрузок. Лекарство получишь в аптеке, на первом этаже. Там только витаминки. Всё, иди. А я сейчас Лене позвоню.
— Спасибо… Маш, а можешь кое-что сделать для меня?
— Что? — неподдельно удивляется Грибочкина.
— Не звони.
— Чтобы меня Некрасова потом съела? Ну нет, я на такие жертвы не пойду. Моя психика и так порядочно расшатана, вашими закидонами. Я…
— Маш, я подарок хочу сделать. Куплю цветы, конфеты. Неожиданно вернусь домой. Понимаешь?
— Ладно, — улыбается она. — А там, в твоём мире все такие?
— Не, много таких как я, никакой мир не вынесет. Так я пойду, ага? Я перед тобой в долгу.
— Иди уже.
— Меня уже нет. Я испарился. Серёге скажи чтоб выздоравливал. Я загляну к нему на неделе. Всё, ушёл.
Как можно быстрее покидаю больницу, вызываю такси и пока жду наконец-то закуриваю. Выдыхаю дым, в голове сразу пустеет. Что делать по-прежнему не знаю. Как поступить, никаких предположений.
— И не сбежать, — уныло вздыхаю. — Некуда. Ладно…
Прыгаю в подъехавшую «Чайку» договариваюсь с уже знакомым таксистом о маршруте и выдохнув пытаюсь расслабиться.
Что плохо получается. Потому что… Воображение услужливо рисует меня утырка, в окружении четырёх женщин. От чего меня буквально выворачивает наизнанку. Всё это, кажется… Нет, не противным, а омерзительным. Плюс голова начинает болеть. Так сильно, что выть хочется. И боль, словно предвещая большие неприятности, с каждой секундой усиливается.
(Полчаса спустя. Дом Лены. Лена.)
Звонок в дверь. Иду открывать и открыв не верю своим глазам. На крыльце не кто-нибудь, а сама Татьяна Ивановна, чтоб она позеленела. И этот визит…
— Ты что пришла? — созерцая стоящую на крыльце Кошку спрашиваю.
— Поговорить, — демонстрируя тортик в прозрачной коробочке улыбается она. — Нет, о помощи просить не буду. Просто… Мне же и с тобой контакты налаживать надо. Мы же скоро сёстрами будем. Так я войду?