Первопричина: Лагерь смерти
Шрифт:
Нда… Видимо, в своей можно сказать прошлой жизни, я слишком мало общался с прекрасным полом. Потому что сейчас вообще не понимаю что это было? Всё, спать.
****
Утро начинается с того, что всех будит дед, то есть Осип. Собирает всех на кухне и за завтраком рассказывает что наразведывал и что придумал. По мнению Осипа, нам просто жизненно необходимо разломать центр всего этого великолепия или же дробилку. И она, дробилка, на самом деле является самым важным механизмом лагеря. Потому что производит или превращает кристаллы в пыль. И эта пыль…
Информация о том что лагерь ни о чём, оказывается недостоверной. Идельштайн очень важен для военной машины Третьего Рейха. Да, производит он немного, но из-за близости к линии фронта, влияние оказывает колоссальное. Здесь дробят все три вида кристаллов. Дробят в мелкую пыль, после эту пыль на грузовиках или поездом увозят к передовой где один сорт смешивают с бензином, тем самым получая высококачественное топливо для машин и танков. Добавляют в порох, чем усиливают его и позволяют экономить.
Второй добавляют в лекарства от чего даже серьёзные раны солдат заживают за считанные часы. Третий же, самый поганый, добавляют в снаряды и ракеты. Взрываются они от этого в разы сильнее, плюс облучают живую силу противника. Не до смерти, но настроение у совков серьёзно так портится. Потому что, блюющие от излучения, кашляющие кровью от мелких частиц «Первопричины» и периодически ловящие нервные срывы советские солдаты, такие себе защитники. Но несмотря на это, они держатся. И если их от этой гадости избавить, то немцы, по мнению Осипа, получат в рыло.
— Ты как это узнал?
— Поговорил с одним Гансом, — ворчит дед. — Представляешь, ползу я по трубам, смотрю вниз, а там молодой немец счёты с жизнью свести собирается. Увидел меня, и давай жалобиться. И как только пожаловался, на жизнь свою свинскую, раз и голову в пресс засунул. Бывает же такое.
— Ну да, фашисты они такие. Так что делаем?
Отдав управление Ломакину Осип уходит. Профессор же заявляет что нам надо сломать дробилку и сделать это так, чтобы никто не подумал про диверсию. Для этого на дело идут: я, сам Ломакин как командир и Белка на всякий случай. Идём сейчас. На вопрос что представляет из себя дробилка, профессор объясняет что это металлический ящик два на два метра, внутри которого крутятся жернова. То есть это по сути простейшая мельница. Сверху засыпаются кристаллы, снизу выходит порошок который рассыпают по ящикам.
Жернова служат примерно три недели. Отлиты из хромованадиевого сплава. Очень прочные, но и «Первопричина» вещество не простое. Прочностью оно не отличается, но свойства металла жерновов меняет, превращая его в сталь-пластилин. Также, вещество уничтожает подшипники. И вот сейчас, в ближайшее время и предстоит замена. Наша цель, идти и доломать. Дождаться пока придут инженеры и сломать так, чтобы случилась авария в результате которой погибнуть должны эти самые инженеры.
После обсуждения планов, собираемся, оставляем Маришку с Серафиной и уходим. Ползём по прокопанным дедом тоннелям, трубам, вентиляции. И всё бы ничего, ползти так в моём нынешнем состоянии я готов хоть неделю. Но я замыкаю, а передо мной Белка, на четвереньках. А комбинезон всё обтягивает. Ещё она выпячивая попу прогибает спину, а когда ползущий впереди дед останавливается… В такие моменты Белка самым бессовестным образом шире расставляет ноги и опускается на локти. И хоть я стараюсь не смотреть, получается это плохо, потому как зрелище мне нравится. И Белка, это знает. Потому что как только я задерживаю на ней взгляд, чуть дольше и в одном месте, она начинает хихикать, вилять и томно вздыхать.
Не менее томно вздыхая осознаю что скоро, сил сопротивляться просто не останется и закончится грубым, животным с… Ладно.
Ползём час, впереди начинают слышаться звуки. Гул, периодический треск и громкий хруст. Значит дробилка рядом. Как будем ломать ума не приложу. Однако уверен что у Ломакина уже есть планы.
Из тоннеля переползаем в затянутый пылью вентиляционный короб, поднимаемся, ещё несколько десятков метров вперёд и останавливаемся. Гул режет уши, внизу слышатся голоса, лязг металла.
— Так, Николай, — командует дед. — Ползите сюда. Катенька, назад.
Катенька, будь она неладна, тут же сдаёт назад и кормой, более чем шикарной, упирается мне в лицо. Толкает меня и тут… Совсем потеряв голову слегка кусаю её за попу, завожу руку между ног и глажу промежность. Тут же укладываю девушку, приползаю вперёд, как бы невзначай проезжаю лицом по груди, двигаюсь дальше, глядя в огромные глаза Белки останавливаюсь, целую в нос и уползаю к деду. Ложусь рядом с ним и через решётку смотрю вниз. А там… Там кипит работа. На вагонетках к грохочущей и воющей дробилке подвозят кристаллы. Рабочие, подставляют к жёлобу мешки в которые ссыпается пыль. Наполняют их и грузят в ящики которые сразу закидывают в кузова грузовиков. Причём работают тут не заключённые. Люди одеты в спецовку, хорошо выглядят, лица закрыты респираторами. Командуют всем этим безобразием офицеры. Дробилка же… Механизм очень простой. Мощный электродвигатель, вертикальный вал, жернова где-то метр в диаметре каждый. Всё просто до безобразия.
— Что скажете, молодой человек? — кивает на устройство Ломакин. — Сломать сможете?
— Да, — нагло улыбаюсь. — Легко. Причём так, что никто не поймёт. Я уже вижу.
— Очень интересно, и как именно?
— Внизу, — указывая пальцем на дробилку киваю. — Под жерновами, внушительный такой подшипник. Его как я понимаю меняют вместе с жерновами. Сейчас он на последнем издыхании, но ещё держится. По счастливой случайности, один из шариков лопнет, подшипник заклинит и ремонт. Менять один подшипник они не станут, устроят полную замену всего что можно. А потом… А потом подключится Белка. Пока меняют обсудим. Я начинаю.
Получив согласие, закрываю глаза и концентрируюсь на дробилке. Вижу откровенно плохо, кристаллы и летающая в воздухе пыль, слепят меня. Плюс жернова. Размалываемые кристаллы, вспыхивают как дуговая сварка. Однако… Пыли в воздухе столько, что силы мои растут и хоть что-то разглядеть получается.
С трудом концентрируюсь на подшипнике и понимаю что в движении шарик разломить не получится, как и вообще воздействовать. Однако сдаваться не собираюсь, сосредотачиваюсь и воздействую на неподвижное внешнее кольцо. Кое-как, но едрёна железяка трескается. Большой кусок отламывается, шарики выпадают, вал и жернова начинают вибрировать…
— Отлично, — видя как народ суетится и останавливает дробилку кивает Ломакин. — Теперь ждём.
Внизу же начинается паника. Офицеры кричат на рабочих, те в свою очередь валят всё на рукожопых инженеров. Инженеры чешут репы и говорят что дел часа на три. И я бы не узнал что там происходит, но Ломакин переводит их крики. Немецкий, он знает, хоть и не говорил об этом.
Лежим, смотрим за манипуляциями и ждём. А там, инженеры с помощью лебёдки, ломов и пары кувалд демонтируют жернова, вал и подшипник. Причём в том что подшипник как последняя сволочь сломался сам никто не сомневается. Потому что многолюдно, много офицеров и вооружённой охраны.