Первопроходцы
Шрифт:
В Петровское Геннадий Иванович добирался сухим путем, через горы. Там уже строились казарма, дом начальника, офицерский флигель, баня, часовня, лавка. Орлов распоряжался умело, со знанием дела. Он знал, что он останется тут зимовать и что ему поручается начальствование обоими поселениями: тут и в Николаевском посту. А возвратившись в Аян, Невельской еще раз отправил "Охотск" под командованием П.Ф. Гаврилова в залив Счастья. Население Петровского теперь увеличилось вдвое и было обеспечено продовольствием и снаряжением на зимовку.
10 сентября 1850 года деятельный пионер освоения Приамурья выехал из Аяна в Иркутск. Он отнюдь не без оснований считал возможным и впредь рассчитывать на дальнейшую помощь и поддержку Николая Николаевича, сознававшего великое историческое значение открытий, сделанных
ДЕЛА СТОЛИЧНЫЕ
Николай Николаевич Муравьев, хотя и занятый текущими губернаторскими обязанностями, настойчиво бил в одну и ту же точку: всеми возможными путями влиять на положительное разрешение амурской проблемы, всячески поддерживать действия Невельского хотя бы и вопреки "высочайшей" воле, добиваться расширения масштабов деятельности в низовьях Амура и создания специальной экспедиции для всестороннего изучения Амура. В письме к Нессельроде, боявшемуся, что инициатива Невельского помешает отношениям России с Китаем, Муравьев отмечал, что "Охотское море так ныне наполнено китоловами всех Европейских наций и английские военные суда так учащают исследования свои в те страны, что наши скромные торговые предприятия с гиляками едва ли могут обратить какое-нибудь внимание китайцев, разве англичане же (что и вероятно) станут их возбуждать против нас…".
Муравьев обращался к царю, говоря, что пора предъявить китайцам виды, "основанные на общих пользах обоих государств, для которых никто, кроме России и Китая, не должен владеть плаванием по Амуру…" В другом своем "всеподданнейшем рапорте" от 27 ноября 1850 года он, напоминая о недавних открытиях, настойчиво повторял: "Особенно важны действия капитана 1-го ранга Невельского и доставленные им сведения: до некоторой степени они уже оградили нас от угрожавшей опасности беспрепятственного занятия устья реки Амура иностранцами; а вместе с тем доставленный им сведения указывают во всех отношениях возможность и необходимость усугубить наше внимание и средства на этих прибрежьях, составляющих древнее достояние России".
В конце концов Муравьев получил разрешение прибыть в Петербург, чтобы лично доложить обо всех делах. К тому же обострилась его давняя болезнь. Участились вспышки нажитой в прежних походах лихорадки, и требовалась помощь знающих медиков. Заболел он еще весной и в марте сдал дела по гражданскому ведомству В.Н. Зарину, а по военному П.Н. Запольскому, но работать не прекращал и ждал хотя бы временного облегчения, чтобы отправиться в столицу. А для того чтобы быть в курсе событий и подготовить почву для своих действий в Петербурге, он отправил туда в начале мая Б.В. Струве с предписанием рассказать все в подробностях министру внутренних дел Л.А. Петровскому, осмотреться и ждать его приезда.
До Петербурга Муравьев добрался в ноябре. На аудиенции у царя в Царском Селе рассказал монарху о действиях Невельского на Амуре, о сведениях, собранных им относительно независимости проживающих там гиляков, об основании Николаевского поста и прочих событиях недавнего времени. Тогда же в Петербург приехал Корсаков из Камчатки с сообщением о переносе порта из Охотска, а также Невельской с рапортом об амурских делах, которые в основном были уже известны правителю края. Размноженная записка Муравьева была доведена до сведения членов специально созданного под председательством канцлера Нессельроде комитета, в который вошли военный министр А.И. Чернышев, министр финансов Ф.П. Вронченко, князь А.С. Меншиков и ряд других сановников, а также сам Муравьев. В представленной комитету записке содержалось ходатайство помочь освоению Приамурья, оставить пока все в том виде, как сделал Невельской, и подготовить плавание по Амуру, предварительно послав по этому поводу письмо в Пекин.
На заседание комитета был вызван и Геннадий Иванович. Большинством голосов было решено упразднить Николаевский пост, а торговлю с местными жителями производить
Сразу две награды получил и Муравьев: 6 декабря за действия на Амуре орден святой Анны 1-й степени, а 31 декабря в традиционном новогоднем приказе — орден Георгия 4-й степени. Струве передает, что, когда после первого заседания и доклада царю Муравьев покидал Зимний дворец, его остановил наследник и сказал, что амурское дело повелено рассмотреть вновь, теперь уже под его председательством, добавив при этом, что "будем работать и трудиться вместе". Муравьев почувствовал, что именно в этот момент решен амурский вопрос. И оказался прав: повторное заседание комитета состоялось 12 февраля 1851 года и завершилось постановлением, подтверждавшим все действия Невельского. Николаевский пост сохранялся. Утверждалась также Амурская экспедиция, во главе которой был поставлен Г.И. Невельской. Все действия экспедиции и руководство ею, как гласило постановление, "в пределах настоящего высочайшего повеления осуществляются под главным начальством генерал-губернатора Восточной Сибири". На Главное правление Российско-Американской компании возлагалось снабжение экспедиции всеми видами довольствия. В первую очередь следовало твердо обосноваться на Амуре — об этом не уставал твердить Муравьев своим помощникам, и в первую очередь Невельскому и Корсакову. Обосноваться сперва в устье, а оттуда совершать экспедиции-командировки по обширному краю и на Сахалин. Базой Для Амурской экспедиции было избрано Петровское, куда этим же летом предстояло привезти матросов, казаков и вольнонаемных мастеровых с семьями из Охотска. Одновременно требовалось значительно укрепить Николаевский пост. И конечно, подумать об офицерах и чиновниках, которые могли бы принять участие в амурском деле. А найти подходящих для этого людей было не так уж просто.
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ИРКУТСК
В Иркутске, разумеется, с волнением следили за всеми петербургскими перипетиями. Ждали Муравьева, а дождались Невельского и Корсакова: 21 февраля 1851 года они покинули Петербург, а 27 марта Невельской уже появился в восточносибирской столице. Корсаков успел зимним путем уехать отсюда в Якутск, а Невельской по случаю женитьбы на Екатерине Ивановне Ельчаниновой, племяннице иркутского губернатора В.Н. Зарина, задержался до весны.
Кстати, о В.Н. Зарине. Он был назначен на должность курского губернатора. Были произведены и другие перемены: губернатором в Иркутске стал генерал-майор К.К. Венцель, а Запольский получил назначение на пост военного губернатора Забайкальской области и наказного атамана Забайкальского казачьего войска. Должность же гражданского губернатора Иркутска после отъезда Зарина была вообще упразднена, так как, по сути, она и вводилась специально для него.
Но прежде чем назначить Запольского на его новую должность, предстояло решить множество вопросов с образованием новой области и казачьего войска. И еще многое требовалось согласовать в Петербурге: систему продажи вина в губерниях и областях Восточной Сибири, порядок обращения приписных крестьян Нерчинских заводов в казаки. Нуждалась в усовершенствовании древняя Кяхтинская торговля, пора было начинать готовить плавание по Амуру. Словом, забот и хлопот у правителя обширного края, вынуждавших его откладывать свое возвращение из столицы, хватало в избытке. Причем большая часть затруднений упиралась в одно — в отсутствие средств. И приходилось Муравьеву убеждать, просить, доказывать, требовать — в зависимости от обстоятельств, важности темы и сговорчивости собеседника. Все это требовало времени, и возвратиться в Иркутск Муравьев смог лишь 12 августа.