Первородная для вампира
Шрифт:
Аннабель едва доставала Эффлеру до груди, и то на высоченных шпильках, которые напяливала, кажется, даже на сон грядущий. В тонких шелковых брючках, полупрозрачных и топике, едва закрывающим грудь, француженка напоминала не парижскую содержанку, а скорее одалиску.
– Ну? – недовольно поморщился Эффлер. Громила-германец не слишком любил сестру, хотя та, одно время, питала к нему далеко не братские чувства.
– Гервасий…– Аннабель выдохнула, подобно взволнованной человеческой женщине. Казалось, еще пара таких вздохов и ее грудь вырвется на свободу.
Эффлер замер,
– Ему ввели серебряную пыль! Прямо в вену! Он умирает!
Новость буквально сражала наповал. Но Эффлер предпочитал поспешному приступу паники размеренную попытку справиться с ненастьем. Прежде чем расстраиваться, переживать, психовать, как истеричка Аннабель, надо испробовать все варианты спасения и выяснить обстоятельства.
– Как это?– поразился громила-германец, без слов последовавший за сестрой в покои Создателя.
– Это все Бернард, будь он неладен!
– Сын казненного вампира? За открытое надругательство над десятью человеческими женщинами?– уточнил Эффлер. – Надеюсь, ты оторвала ему голову?
– Разумеется!– почти возмущенно ответила Аннабель, словно иных вариантов наказания не существовало в природе.
Тем временем, оба миновали длинный каменный коридор, в конце которого располагались комнаты Гервасия.
Глава клана Мессер лежал на широкой дубовой кровати, жесткой, напоминающей древнему германцу о походах и сражениях, но все же достаточно большой для любых самых изощренных сексуальных игр.
Эффлер не первый раз лицезрел вампира, отравленного серебряной пылью, посему вид создателя не стал для него чем-то ужасающим. Кожа рыжего и веснусчатого наполовину германца, наполовину уроженца еще какого-то племени – Гервасий предпочитал не распространяться об этом – посерела. Кое-где покрылась трещинами, напоминающими расколы на сухом асфальте. Голубые глаза стали тусклыми. При росте метр восемьдесят в свои времена Гервасий считался едва ли не великаном. Сейчас же, казалось, мускулистое тело создателя Эффлера усохло, стало тоньше.
Гервасий не напоминал глыбу как его первый сын, скорее эдакого атлета, с которого впору писать картины. Простое лицо его было довольно миловидным для мужчины и даже привлекательным. Впрочем, сейчас синие прожилки под глазами отнюдь не украшали уже раздетого Гервасия, едва прикрытого тонкой простыней. Абсолютно все вампиры, пострадавшие от серебряной пыли, как создатель громилы-германца, от боли орали благим матом. Гервасий же не издал ни звука. Лишь тяжело вдыхал время от времени, с хрипом выталкивая наружу кровавую пыль. Воин остается воином и на смертном одре. Именно за это Эффлер уважал создателя и даже преклонялся перед ним.
– На Равнину? – спросил громила-германец, игнорируя истерику Аннабель, причитающую у постели создателя так, будто тот уже умер.
– Да! – прохрипел Гервасий.
Эффлер с вампирской скоростью понесся из замка, сквозь лес, обогнул два человеческих города и очутился в легендарном для своего мира месте.
Равнина, так называли этот луг местные.
Здесь располагался вход в другое измерение, в мир великих магов – первородных, властелинов стихий. Они приходили в соседнее пространство, поворожить, за какими-то артефактами, подпитаться от энергий. Все тут знали об этом, порой даже видели хранителей даров. Но лишь избранные могли посетить мир первородных.
Вернее, ходил слух, якобы кто-то может. Однако пока за свои тысячелетья Эффлер не видел ни одного существа, реально способного на такое. И не встречал никого, лично свидетельствовавшего о подобном. Властелины стихий могли все, или почти все. Ходили слухи, будто кто-то из них владел даром врачевания и спас главу другого вампирского клана в сходных обстоятельствах.
Вот почему громила-германец остановился посреди гигантского луга, укрытого ночными сумерками. Гервасий должен был продержаться минимум недели две, так что время в запасе еще оставалось.
– Первородные! Маги! Как вас там! – голос Эффлера разнесся по Равнине, взорвав спокойный вечерний воздух. Низкий, грудной, но какой-то бархатистый, он звучал резко, но приятно.
– Нужно спасти главу второго вампирского клана! Заплатим чем угодно!
Проходил час за часом, но ответа не было. Впрочем, древний германский воин привык к трудностям, посему продолжал кричать в портал, ни минуты не думая сдаться.
Наверное, он смог бы так и день и два. Но с рассветом воздух в центре поля всколыхнулся, затуманился, и перед Эффлером появилась пожилая женщина.
Глава 1
Эффлер неподвижно сидел у кровати создателя, краем глаза наблюдая, как Аннабель то вскакивала, то возвращалась в кресло, то начинала метаться из угла в угол. Женщины… вот почему громила-германец никогда не связывался ни с одной из них прочно. Истерики, капризы, нелогичности – имя вам женщина!
Впрочем, прошли уже сутки с тех пор как старуха-ведьма в сером балахоне пообещала прислать первородную для исцеления Гервасия, а та все не появлялась. Глава Мессеров неподвижно лежал на постели, время от времени выдыхая кровь. Состояние его почти не изменилось, лишь только глаза совсем потускнели.
Однако даже трехсотление дети ночи жили после отравления серебряной пылью около полутора недель. Такой мощный и сильный вампир как Гервасий, наверняка выдержит больше. Но зачем заставлять его страдать?
Эффлер продолжал молча ждать, потому, что ничего иного не оставалось.
Время от времени в комнату забегал Ногаре. Кажется, четырехсотлетний французский дворянчик, обращенный Аннабель, с разрешения Гервасия до сих пор помадил волосы… Громилу-германца откровенно воротило от младшенького… От его приторной туалетной воды, которую Эффлер и вылил бы в туалет, если бы таковой был в замке немертвых. От его светло-русых кудрей, вечно завитых и уложенных волос к волоску. От его шелковых рубашек, обязательно демонстрирующих волосатую грудь… Ногаре был строен, но достаточно атлетичен. Гордился своей тончайшей талией и красивым лицом, по мнению старшего брата, слишком женственным.