Перворожденный
Шрифт:
– Мне всегда нравилось это место на поляне, здесь так хорошо, – удовлетворенно сказала она.
– Прощай, Най, – плача, произнес Макели. – Ты была мне доброй сестрой!
– Прощай, Кели. Будь счастлив.
Кит-Канан подбежал к ней. Он не мог с этим смириться. Это все было слишком странно. Все происходило так быстро! Он попытался еще раз обнять Анайю, но она словно приросла к земле.
Она с упреком взглянула на Кит-Канана и, желая утешить его, произнесла:
– Против этого невозможно бороться, Кит. – Голос Хранительницы становился тише, и она добавила: – Так должно было случиться.
– А как же наш ребенок? – в отчаянии спросил он.
Анайя приложила руку к животу:
– Он по-прежнему здесь. Его появление не было предусмотрено. Через много, много лет он родится снова… – Свет в ее глазах медленно угасал. – Прощай, любовь моя.
Кит-Канан сжал в ладонях лицо Анайи и поцеловал ее. Лишь мгновение губы ее сохраняли мягкость живого тела, а затем стали твердыми. Принц отшатнулся, и, когда он еще касался ее лица, черты женщины начали меркнуть. Кожа превратилась в древесную кору. Не успел Кит-Канан еще раз произнести ее имя, как Анайя исчезла. Стоя на краю поляны, принц Сильванести обнимал стройное дубовое деревце.
Глава 21
Сильваност, год Овна
В течение месяца послы вели переговоры со Звездным Пророком, но им так и не удалось прийти к соглашению. В конце концов, Пророк Ситэл заболел. За прошедшие недели здоровье правителя ухудшилось, а напряженные заседания отнимали последние силы, и наутро двадцать девятого дня он уже не смог подняться с постели. Пророк хворал так редко, что дворец охватила легкая паника. Слуги сновали вокруг, переговариваясь шепотом. Ниракина призвала к постели Пророка Ситаса и Герматию. Ее голос звучал так горестно, что Ситас уже ожидал увидеть отца на пороге смерти.
Теперь, стоя в ногах кровати, принц видел, что Ситэл изнурен и упал духом. Ниракина сидела рядом с больным мужем, приложив к его лбу влажную тряпку. Герматия маячила на заднем плане, явно чувствуя себя неловко в присутствии больного.
– Позволь мне позвать лекаря, – настаивала Ниракина.
– В этом нет нужды, – коротко ответил Ситэл. – Я просто должен немного отдохнуть.
– У тебя горячка!
– Нет! Что ж, а если и горячка, я не хочу, чтобы разнесся слух: Звездный Пророк настолько ослабел, что ему необходим лекарь. Что ты предполагаешь сообщить народу? И иноземным послам?
Эта короткая речь обессилила Ситэла, он тяжело дышал, бледное лицо резко выделялось на фоне кремовых подушек.
– Кстати, насчет послов, что я должен сказать им? – спросил Ситас. – Если ты не сможешь сегодня присутствовать на совещании.
– Скажи им, пусть пойдут напьются, – пробурчал Ситэл. – Хитроумный гном и эта вздорная баба.
Голос его затих.
– Нет, муж мой, так не годится, – мягко заметила Ниракина. – В болезни нет ничего постыдного, ты знаешь. Если ты позовешь лекаря, то встанешь на ноги гораздо быстрее.
– Благодарю, я поправлюсь сам.
– Ты можешь лежать здесь неделями, в горячке, в дурном настроении…
– У меня хорошее настроение! – закричал Ситэл.
Ниракина решительно поднялась с кровати и обратилась к Ситасу:
– Кого бы нам позвать? Кто лучший целитель в Сильваносте?
Из дальнего угла послышался голос Герматии:
– Мирителисина.
– Это невозможно, – быстро возразил принц, с упреком глядя на жену. – Она находится в тюрьме, госпожа, и тебе это отлично известно.
– Какой вздор, – перебила мать. – Если Пророку нужен лучший лекарь, можно приказать ее выпустить.
Ни отец, ни сын и виду не подали, что слышали эти слова.
– Мирителисина – высшая жрица Квенести Па. Никто в Сильваносте и сравниться с ней не может в искусстве врачевания. – Ниракина обращалась к Ситасу. – Она находится в заточении уже больше полугода. Разве это не достаточное наказание за минутную неосторожность?
Ситэл закашлялся, долгий, сотрясший тело пароксизм заставил его скрючиться на постели.
– Это застарелая лихорадка, – ловя ртом воздух, выговорил он. – Я знаю, иногда она возвращается.
– Лихорадка? – переспросил Ситас.
– Наследство бурно проведенной молодости, – слабым голосом ответил Пророк. Он приподнялся в кровати, и Ниракина поднесла к его губам чашу с прохладной водой. – Когда я был молодым, то часто охотился на болотах в устье Тон-Таласа. Тогда я и подхватил лихорадку.
Ниракина подняла взгляд на Ситаса.
– Это случилось более чем за двести лет до твоего рождения, – успокоила она сына. – Раньше у него бывали приступы, но не такие сильные.
– Отец, надо послать за жрицей, – угрюмо посоветовал Ситас. Пророк вопросительно поднял брови. – Необходимо продолжать переговоры с гномами и людьми, и только сильный, здоровый правитель может установить справедливость.
– Ситас прав, – поддержала его Ниракина. Она приложила маленькую руку к горячей щеке мужа. – Прикажи выпустить Мирителисину.
Пророк вздохнул – из горла его вырвался сухой, дребезжащий звук.
– Ну, хорошо, – смирившись, проговорил он. – Пусть будет по-вашему.
Тем же утром, позже, раздался стук в дверь. Ниракина крикнула посетителю, чтобы он входил. Появился Таманьер, опустив взгляд в пол.
– Великий Пророк, я говорил с Мирителисиной, – подобострастно произнес он.
– И где же она? – резко спросил Ситас.
– Она… она отказывается прийти, мой принц.
– Что?! – воскликнул Ситас.
– Что? – эхом отозвалась Ниракина.
– Она не придет к тебе, Высочайший, и не соглашается покинуть тюрьму, – объяснил Таманьер, покачав головой.