Перворожденный
Шрифт:
– Мой брат не рабовладелец. Что это ты говоришь мне, господин?
– Я говорю лишь правду, Высочайший. Ты знаешь двор; знаешь, как заключаются сделки. Принц Ситас сделался защитником храмов. В свою очередь, жрецы поддерживают его.
– Против кого?
– Против любого, кто возражает ему. Например, против жрицы Мирителисины из храма Квенести Па. Она пыталась защитить тех, кто бежал от резни на равнинах. Ты слышал о восстании?
Кит-Канану была известна версия Ситаса, но знаком он велел Дунбарту продолжать.
– Мятеж вспыхнул, потому что принц Ситас и жрецы вместе с мастерами гильдий замыслили изгнать несчастных крестьян из города. Мирителисина предупредила их. Они неправильно ее поняли и, решив, что их хотят отослать обратно на равнины, подняли восстание. За это жрицу заключили в тюрьму. Пророк разрешил освободить ее, но она продолжает трудиться на благо бедных и бездомных.
Кит-Канан ничего не сказал, глядя, как трое эльфов Каганести прошли мимо, неся на плечах бревно толщиной в десять дюймов.
В каждом из них он видел Анайю – те же темные глаза и волосы, та же жажда свободы.
– Я должен выступить против этого, – наконец вымолвил он. – Несправедливо, когда один из перворожденных народов порабощает другой.
– Тебя не станут слушать, Высочайший, – печально ответил Дунбарт.
Кит-Канан направил лошадь в сторону дворца.
– Они меня выслушают. А если не захотят, я буду кричать, пока не добьюсь своего.
Они быстрым галопом направились обратно, избегая забитых горожанами центральных улиц и придерживаясь берега реки. Когда всадники достигли площади перед дворцом, начался мелкий дождик. Во дворе стоял Макели в новой ливрее, стеганой кожаной куртке и шлеме. Когда Кит-Канан подъехал, мальчик поспешил к нему и подхватил поводья.
– Ты превосходно выглядишь, – заметил принц, оценивающе разглядывая новый наряд Макели.
– А ты уверен, что оруженосцы так одеваются? – спросил мальчик. Он засунул палец под тугой воротник и потянул жесткую кожу. – Чувствую себя, словно меня проглотил бык.
Кит-Канан засмеялся и похлопал его по плечу.
– Подожди, пока не наденешь настоящие доспехи! – воскликнул он. – Тогда тебе покажется, будто ты в животе одной из наших гигантских черепах!
Троица оставила лошадей слугам на конюшне и вошла во дворец. Появились горничные со свежими полотенцами. Кит-Канан и Дунбарт небрежно вытерли лица и вернули полотенца служанкам. Макели вытирался тщательно, одновременно с неприкрытым любопытством рассматривая девушек. Горничные, обе не старше Макели, покраснели под его пристальным взглядом.
– Пойдем, – проворчал Кит-Канан, потянув мальчика за рукав.
Дунбарт выхватил у него из рук полотенце и подал его служанкам.
– Я еще не закончил, – сопротивлялся Макели.
– Если бы ты продолжал вытираться дальше, ты содрал бы себе кожу и волосы, – заметил гном.
– Я смотрел на девушек, – напрямик ответил Макели.
– Да, словно волк на добычу, – сказал Кит-Канан. – Если хочешь произвести впечатление на прекрасный пол, нужно научиться быть более любезным.
– Что ты имеешь в виду?
– Он имеет в виду, что нельзя пялиться, – вмешался Дунбарт. – Улыбайся и говори что-нибудь приятное.
Макели был озадачен:
– Что я должен сказать?
Кит-Канан, взяв его за подбородок, посоветовал:
– Говори комплименты, например: «Какие у тебя красивые глаза!»; или спроси у девушки, как ее зовут, и ответь: «Какое замечательное имя!»
– А можно до нее дотронуться? – невинно спросил Макели.
– Нет! – воскликнули оба одновременно.
В коридоре они заметили Ульвиссена в сопровождении одного из его солдат. Сенешаль из Эргота передал воину большую жестяную трубку, которую тот торопливо запихнул в кожаную сумку, свисавшую с его плеча. Увидев Кит-Канана, Ульвиссен выпрямился. Солдат с трубкой отдал честь и отправился своей дорогой.
– Как твои дела, мастер Ульвиссен? – вежливо осведомился принц.
– Отлично, Высочайший. Я отправил Его Императорскому Величеству копию предварительного соглашения, которое мы составили.
– Прямо сейчас?
Ульвиссен кивнул. Лицо его, заросшее седеющей бородой, выглядело изможденным. Кит-Канан подумал, что госпожа Тералинд допоздна задержала своего помощника, готовя это послание.
– Не знаешь ли ты, где могут быть мой отец и принц Ситас?
– В последний раз я видел их в приемном зале, где ставили печати на копии соглашения, – с вежливым поклоном ответил Ульвиссен.
– Благодарю тебя.
Кит-Канан и гном отправились дальше. Макели поспешил было за ними, но, пройдя мимо высокого пожилого человека, остановился, глядя на него с любопытством.
– Сколько тебе лет? – непосредственно спросил Макели.
Ульвиссен с удивлением ответил:
– Сорок девять.
– А мне шестьдесят один, – сказал мальчик. – Странно, а ты выглядишь настолько старше меня!
Кит-Канан резко обернулся и взял Макели под локоть.
– Извините его, ваше превосходительство, – сказал принц. – Мальчишка провел всю жизнь в лесу и не знаком с хорошими манерами.
– Ничего, – ответил Ульвиссен, пристально глядя вслед принцу и гному, увлекавшим Макели прочь.
Приемный зал дворца находился на первом этаже центральной башни, этажом ниже зала Балифа. У дверей Дунбарт покинул Кит-Канана.
– Моим старым костям требуется отдых, – извинился он.
Макели хотел было идти с принцем, но тот велел ему ждать снаружи. Мальчик заупрямился, но Кит-Канан резко приказал:
– Займись чем-нибудь полезным. Я скоро вернусь.
Когда Кит-Канан вошел, он увидел, что огромное круглое помещение заполнено письменными столами и табуретами, за которыми сидели писцы, яростно работавшие перьями. Они полностью записывали все речи, произнесенные во время заседаний, и тут же делали копии.
Посреди этого организованного хаоса стояли Ситэл и Ситас, рассматривая листы пергамента, испещренные похожим на паутину почерком. Между столами сновали мальчики, наполнявшие чернильницы, точившие перья, разносившие кипы чистого пергамента. Заметив сына, Ситэл отбросил пергамент и жестом отослал помощника.
– Отец, мне нужно поговорить с тобой. И с тобой, брат, – произнес Кит-Канан, указывая на более спокойный уголок зала. Когда они остались наедине, принц напрямик начал: – Вам известно, что в городе полно рабов, они восстанавливают Рынок?