Первозимок
Шрифт:
– Продаешь?..
– Так надо, дедушка... Вы купите!
Старик горестно усмехнулся:
– Всего, что я заработал за свою жизнь, мне бы не хватило оплатить эту вещь...
– А мне не надо всего!
– с дрожью в голосе торопливо заверил Женька.
– Мне один килограмм муки нужен!
– Ты отдаешь сокровище за бесценок...
– опять укоризненно покачал головой старик.
– Но мне этот килограмм...
– Женька запнулся.
– Очень-очень нужен!
– И он повторил еще раз: - Очень!
– Если бы у меня была мука, я
– грустно сказал старик.
– Я дал бы тебе, сколько ты захочешь... Но у меня нет ни грамма - я уже много-много дней не видел ее...
Женька медленно завернул свою - кому вовсе ненужную, а кому недоступную - ценность в клеенку.
– Смотри, не отнял бы кто ее у тебя, - жалостливо проговорил на прощание старик.
– Такие всегда найдутся...
Женька лишь виновато улыбнулся в ответ. Что было теперь делать? Женька сразу сник и как-то обессилел. Он подумал о картошке за пазухой, и голова закружилась от голода. Он представил, как выйдет на опушку леса и пожует картофель с солью. Но, вспомнив предостережение доброго старика и воровскую подвижность тех сомнительных личностей, что вертелись вокруг него, лесом идти побоялся.
Он решил, что подкрепится, когда свернет в глухой переулок, через который можно выбраться на главную - и недавнем прошлом Комсомольскую - улицу.
Может, там сыщется покупатель.
Но главную улицу он нашел пустынной из края в край и тогда понял, что его надежды на счастливую случайность несбыточны. Кому теперь здесь нужен первопечатник Иван Федоров с его трудами?..
Женька опять сник, и мрачные думы охватили его.
Муки нет и не будет. Он не знал, что грозит людям, о которых говорил вчера неизвестный. Но знал, видел уже, как умеют расправляться с неугодными такие, как Макарка-полицай.
Ему то представлялась виселица на площади, то щелястые вагоны, в которые немцы загоняют прикладами его, мать, других людей... загоняют, как скот, забивая вагон до отказа, пока уже нельзя станет шевельнуться...
Поглощенный мрачными раздумьями, он услышал стук копыт и грохот колес за спиной уже в тот момент, когда ощутил на своем лице дыхание рысаков, запряженных в пролетку. Женька едва успел отскочить в сторону. За спиной кучера восседал, глядя прямо перед собой, будто окаменев, так что даже и не мог заметить какого-то мальчишку со свертком, сухой, важный и от важности невозмутимый мужик.
Женьке захотелось крикнуть вдогонку: «Кыш, кыш, кыш - задрал нос выше крыш!» Это была распространенная дразнилка на их улице.
В пролетке сидел бывший завхоз кожевенного завода Макар Степанович, а теперь Макарка-полицай.
Этого паразита и должна была накормить, напоить Женькина мать, чтобы попытаться спасти людей.
Женька сразу не разглядел даже, что в пролетке есть еще кто-то, а когда из глубины пролетки выглянула и уставилась на него физиономия однокашника Симки, по прозвищу Сиракуз, - Макаркиного сына, Женьку почему-то вновь осенила слабая надежда.
Откуда у Симки такое прозвище, Женька не знал. Раздумывать сейчас времени не было, так как Сиракуз, покосясь на отца и ухмыльнувшись, показал ему рукой: мол, хочешь прокатиться - цепляйся.
Женька не заставил себя уговаривать. На ходу засунул под вельветку свою ношу и, придерживая ее одной рукой, другой, догнав пролетку, уцепился за деревянный борт и вспрыгнул на удобную железную скобу, вроде запяток, будто специально приспособленную для этой цели.
Высокий верх пролетки, поднимаемый в непогоду, а теперь собранный в гармошку за спиной полицая, надежно скрывал Женьку от Макара, который ведать не ведал, что творится у него за спиной.
Не выглядывая из пролетки, Сиракуз протянул руку и пошарил - здесь ли Женька. Тот слегка передвинулся, чтобы Сиракуз мог убедиться: здесь...
За два дома до Симкиных владений Женька соскочил с пролетки и затаился у плетня. Он был убежден, что Сиракуз обязательно подойдет к нему, так как то оглянулся, когда пролетка въезжала во двор, и видел, где Женька спрятался.
Дружить они никогда не дружили, напротив, жадноватый и зловредный Сиракуз вызывал у Женьки определенную неприязнь. И за несколько дней перед оккупацией Женька даже отлупил его прямо возле школы. За какую-то подковырку... Сейчас Женька уже не помнил за какую. Их у Сиракуза было всегда много в запасе.
Кстати, силы у него гораздо больше, чем у Женьки. Только пользоваться он ею не умел - из-за лени...
...Время шло, Женька ждал, а Сиракуза все не было. Так что Женьку опять мало-помалу начало охватывать отчаяние. Как вдруг за спиной у него затрещал плетень. Женька вздрогнул, испуганно оборачиваясь, и увидел над собой насмешливую физиономию Сиракуза. Из-за этой постоянной ухмылки у него даже рот как бы навсегда сдвинулся вправо, будто Симка от рождения был хитрее и взрослее других. Сиракуз прыгнул через плетень и остановился против Женьки.
– Чего ты подкрадываешься?..
– спросил Женька.
– А ты чего стоишь здесь?.. Ждешь кого-нибудь?..
– Не кого-нибудь, а тебя, - ответил Женька, убежденный, что Сиракуз и сам это прекрасно понимает.
– Чего меня ждать?..
– Не ждал бы, нужда заставляет, - всеми силами сдерживая себя, ответил Женька.
– Сейчас у всех нужда...
– нехотя обронил Сиракуз.
– И у тебя тоже?
– Женька постарался придать голосу участливость.
– А ты думаешь, я завороженный, что ли?
– Ну, отцом прикрытый...
– заметил Женька.
Сиракуз хохотнул:
– А раньше ты был прикрытый. Без нужды жил?..
– И, деланно вздохнув, объяснил: - Нужда разная бывает...
Разговор уходил куда-то в сторону, и Женька не знал, как перевести его на главное.
– Голодать-то ты ведь не голодаешь?
Сиракуз опять насмешливо вздохнул:
– Желудком - нет. А так - скука!
– Врешь ты все, Сиракуз...
– И Женька не выдержал: - Хитрый ты! И всем назло всегда...