Первые философы Индии
Шрифт:
Эти изменения и обусловили многие специфические особенности индийской философии на всех последующих, послешраманских этапах. Они и ассоциируются в основном с тем, что принято обозначать не совсем точным, но все же ориентирующим понятием «дух индийской философии».
Приложение
В целях наглядной иллюстрации деятельности первых философов Индии и их рефлективных методов предлагается полный перевод с пали «Брахмаджала-сутты», «Поттхапада-сутты» и частичный перевод «Саманнапхала-сутты», собрания длинных проповедей-сутт группы Сутта-питака буддийского канона тхеравадинов, а также перевод с санскрита фрагмента о полемике из медицинского трактата «Чарака-самхита».
«Брахмаджала-сутта» («Наставление о сети Брахмы») принадлежит к числу сутт палийского канона, имеющих огромное значение для изучения культурного быта, религиозных практик и философских концепций Индии раннебуддийской эпохи. Рамку «Брахмаджала-сутты» составляет дискуссия паривраджака Суппии, порицавшего Будду, его учение и общину, и ученика Суппии Брахмадатты, в течение долгого времени следовавших за Буддой и его монахами на их пути из Раджагрихи в Наланду. Спор учителя и ученика, вызвавший беспокойство монахов, послужил Будде поводом для наставления буддийским монахам,
Восхваление составителями «Брахмаджала-сутты» Будды на фоне весьма невысоко оцениваемых шраманов и брахманов оказало, как уже отмечалось, очень большую услугу индологии, ибо подробность описания их занятий, верований и духовных практик в памятнике могла бы вполне оправдать создание источниковедческой монографии под названием типа «Раннебуддийская Индия по материалам „Брахмаджала-сутты“». Для нас особое значение имеет, однако, классификация философских «доктрин» и «взглядов» раннебуддийской Индии, представленная в данном памятнике. Эти «доктрины» и «взгляды» классифицируются прежде всего как релевантные по отношению к «прошлому» — сложившемуся уже состоянию Атмана и мира — и к «будущему» — к тому, что еще ожидает индивидуального Атмана после смерти, и в связи с возможностью обретения им высшего блага еще при жизни. С «прошлым» соотносятся 5 основных «взглядов», с будущим также 5, но эти «взгляды» представлены в нескольких «позициях» (ваттху) каждый, и общее число «позиций» по 10 «взглядам» составляет 62 (18 в связи с «прошлым» и 44 в связи с «будущим»). В виде сводной схемы панораму «взглядов» и «позиций» можно представить следующим образом:
В этих выкладках немало схематизма, который обнаруживает очень умелую руку редакторов, работавших по крайней мере несколько столетий спустя после кончины Будды. Третье среди учений о «будущем» — о возможности пребывания Атмана после смерти в несознательном и небессознательном состоянии — явно означает «гармонизацию» двух предыдущих учений (соответственно о его сознательном и бессознательном посмертном существовании). Первые три «доктрины», связанные с «прошлым», представлены каждая в четырех «позициях», из которых первые три означают осмысление воображательного инсайта (типа «осознания» своих прежних рождений), а четвертая — чисто рационалистическую установку. Общее число «взглядов» (10) и «позиций» (18+44) имеет явно нумерологические оттенки, как то можно предположить, вспомнив о пристрастии буддистов к определенным четным числам. Редакторская рука более всего ощущается в постоянных устойчивых, нарочито монотонных воспроизведениях одних и тех же словесных формул и целых пассажей (типа «Например, монахи, какой-нибудь шраман или брахман — через усердие, через усилие, через самоотдачу, через внимание, через правильное размышление достигает такой концентрации сознания…» или, напротив, «Здесь, монахи, [какой-нибудь] шраман или брахман — дикурсист и исследователь. И он выносит следующее [суждение], отшлифованное [его] дискурсом, базирующееся на [его] исследовании [и как бы имеющее признаки] самоочевидности…»). Изложение каждой «доктрины» завершается рефреном: «Но Татхагате, монахи, известно, что эти воззрения, которые таким образом принимаются и которым таким образом поддаются, приведут к тому-то и будут иметь такие-то последствия…» и «Таковы, монахи, те предметы, глубокие, труднорассмотримые, трудномыслимые, умиротворяющие, возвышенные, не постижимые рационально, тонкие и постигаемые [лишь знающими]…».
Тем не менее, «Брахмаджала-сутта» предлагает в целом вполне реалистическую картину философствования шраманов и брахманов эпохи Будды, что подтверждается параллелями в других буддийских текстах. Источник дает адекватное представление о способах решения космологических, эсхатологических и сотериологических проблем — тех самых, которые в наибольшей мере волновали философские умы шраманской эпохи. В ряде случаев текст воспроизводит и реальную полемику шраманских философов: достаточно вспомнить о восьми диспутантах по вопросу о возможности разрушения Атмана после смерти и о пяти, обсуждавших возможность обретения высшего блага в видимом мире. Составитель текста превосходно характеризует саму обстановку философствования шраманской эпохи. Достаточно вспомнить об опасениях третьего «скользкого угря», который боится испытания, экзамена со стороны тех, кто поднаторел в дискуссиях и способен расщепить даже волос, иными словами, профессиональных диалектиков. Существенно важно и то, что составитель текста интересуется не только тем, о чем рассуждали философские шраманы и брахманы, но и как они приходили к своим результатам. Он отчетливо демонстрирует тот факт, что все индийские философы, отстаивавшие свои взгляды, были рационалистами, т. е. основывались на логическом выведении своих заключений из своих посылок, но пользовались для этого разными «материалами»: одни логически осмысляли результаты собственного духовного опыта (здесь не имеет значения, реального или воображаемого, как, например, в связи с припоминанием своих предшествующих рождений), другие же основывались на чистом дедуцировании следствий из априорно принятых посылок. Все сказанное и позволяет считать «Брахмаджала-сутту» важнейшим источником по философии шраманского периода. В целях воспроизведения не только содержания, но и стиля оригинала мы решили сохранить все многочисленные повторы, формулы и клише текста,
Другие палийские тексты, включенные в настоящее Приложение, также принадлежат собранию сутт Дигха-никаи. «Саманнапхала-сутта» переведена частично — перевод «перекрывает» вступление и изложение взглядов шести главных шраманских учителей — основных оппонентов Будды (опущено последующее изложение буддийской «практической философии», сформировавшейся уже позднее эпохи первых философов Индии). «Поттхапада-сутта» переведена полностью — как текст, отражающий в наибольшей полноте и собственно брахманистское философствование шраманской эпохи и «ответ» Будды. Стилистические особенности «Брахмаджала-сутты» характерны и для этих текстов, и они также вполне сознательно воспроизводятся в их переводе. Эта два текста переведены по тому же изданию: The Digha Nikaya. Ed. by T.W. Davids and J.E. Carpenter. Vol. 1. P. 47–59, 178–203.
Хотя «Чарака-самхиту» принято датировать примерно I в. н. э., эту датировку нельзя не признать лишь условной: как в случае со многими индийскими текстами, уместнее была бы типичная для индологии широкая датировка примерно в рамках III в. до н. э. — III в. н. э. Многослойный трактат по медицинской науке, сопоставимый с такими сводами, как «Артхашастра», «Натьяшастра» или «Камашастра», представляет интерес в связи с эпохой первых философов Индии по той причине, что содержит фрагмент по правилам ведения дискуссии, который передает реалии дебатов, по крайней мере по духу близкие шраманскому времени. Дискуссии определяли стихию интеллектуальной жизни Индии и всех ее представителей, будь то толкователи Вед, специалисты по обряду, деятели государственного управления, врачи или философы. Поэтому правила ведения дебатов (восходящие еще к поздневедийскому периоду, когда сформировалась дисциплина дискуссии — ваковакья — и отрабатывавшиеся в эпоху Будды в школах локаяты) с учетом собственных сил и сил противника, а также вкусов и уровня подготовки самой аудитории, которые излагаются в приведенном фрагменте, представляются далеко не только медицинскими, но и универсальными. Нельзя не обратить внимания и на последовательный макиавеллизм индийских диспутантов, которые предписывают своим единомышленникам использовать любые средства для поражения противника по принципу: «на войне как на войне». Индийцы умели ценить и истину и рекомендовали следовать ей в дружественном споре, среди «своих», но ложь, по их мнению, была нисколько не менее легитимна, просто в своей сфере — среди «чужих». Некоторые способы уничижительного обращения к противнику, которые напоминают описание дебатов в «Брахмаджала-сутте» (1.18), позволяют считать, что фрагмент полемики из «Чарака-самхиты» можно рассматривать как источник по дискуссиям и первых индийских философов. Фрагмент переведен по изданию: The Charakasamhita of Agnivesa Revised by Charaka and Dridhabala. Ed. by Sahitya-Ayurvedacharya Pandit Taradatta Patna. Pt. 1. Benares, 1939. P. 282–285.
Брахмаджала-сутта
I. 1. Так я слышал [130] . Однажды Господин [131] странствовал между Раджагрихой и Наландой с большой группой монахов, с пятьюстами монахами. И Суппия-паривраджак странствовал там же с учеником, юным Брахмадаттой. При этом Суппия-паривраджак упорно поносил Будду, учение и общину, ученик же его, юный Брахмадатта, их, напротив, восхвалял. Так учитель и ученик, высказывая взаимоисключающие мнения, следовали по пятам за Господином и его монахами.
130
Этими словами начинается любая палийская сутта. Согласно буддийскому преданию, в каждом случае повествование ведется от лица Ананды — любимого ученика Будды, который вскоре после его смерти прочитал на собрании сангхи поучения Сутта-питаки (другой ученик, Махакассапа, воспроизводил Виная-питаку). Но очевидно, что речь идет лишь о стандартной формуле, долженствующей придать содержанию той или иной супы авторитетность.
131
В тексте: Bhagava — наиболее употребительное обозначение Будды в палийском каноне.
2. И вот Господин со своими монахами пришел переночевать в царский павильон, что в Амбалаттхике [132] . И Суппия-паривраджак со своим учеником, юным Брахмадаттой, пришел туда же. И там Суппия-паривраджак также упорно поносил Будду, учение и общину, ученик же его, юный Брахмадатта, их, напротив, восхвалял. Так учитель и ученик, высказывая взаимоисключающие мнения, следовали по пятам за Господином и его монахами.
3. Когда же многие монахи наутро встали и уселись в круглом зале, у них завязалась следующая беседа: «Поразительно и удивительно, друзья, как Господин — знающий, видящий, совершенный, до конца [все] прозревший — явно распознал многообразие мыслей живых существ. Ведь этот Суппия-паривраджак упорно поносит Будду, учение и общину, а его ученик, юный Брахмадатта, их хвалит. Так оба они, учитель и ученик, высказывая взаимоисключающие мнения, следуют по пятам за Господином и его монахами».
132
Амбалаттхика (Ambalatthika) — царский парк, расположенный на пути между Раджагрихой и Наландой, в котором Будда с монахами нередко останавливался во время своих странствий. По Буддхагхосе, назывался так по названию мангового деревца, росшего у его ворот.
4. Господин же, узнав о той беседе монахов, пришел в тот круглый холл и занял предназначенное ему место. Заняв же это место, он спросил их:
— О чем монахи беседуют или какую беседу они прервали?
Монахи ответили Господину.
— Почтеннейший! Когда мы наутро встали и собрались в круглом зале, у нас завязалась следующая беседа: «Поразительно и удивительно, друзья, как Господин — знающий, видящий, совершенный, до конца [все] прозревший — ясно распознал многообразие мыслей живых существ…» [133] Вот какая беседа, Почтеннейший, прервалась у нас, когда вошел Господин.
133
Повторение сказанного в 3.