Первые из индиго
Шрифт:
– Но спонсоры… Когда они узнают, где золотое дно, они ведь могут обойтись и без нас и не отдать нам нашу долю.
– Да, могут и кинуть, – согласился Чевычелов и, к огромному моему облегчению, раздумывал о чём-то до тех пор, пока райцентр не остался позади, открыв нашим взглядам сначала поля подсолнухов, а потом ещё большее чудо – сбившихся посреди другого, заброшенного, поля, белых цапель.
– Они прилетели с Украины, – со знанием дела определил Чевычелов.
– А вы откуда знаете?
– Я, знаете ли, Инга Николаевна, как-никак по образованию
– Интересные науки, – похвалила я искренне, так как комплимент относился к субстанциям, непосредственного отношения к моему вынужденному спутнику не имеющим.
Явление цапель было настолько прекрасным и неожиданным, что походило на видение, и чтобы впоследствии убедиться, что это не так, я схватилась за фотоаппарат.
– Вы хотите разместить это фото в газете? – нахмурился Чевычелов.
– Да. А что? – насторожилась я.
– Но могут приехать браконьеры, и вот эта красота, – обвёл белых птиц обеспокоенным взглядом, – станет чучелами.
– Да, Вы правы…
– Они танцуют, – закатил глаза Чевычелов. – Наверное, ему, и правда, слышалась музыка.
О таких говорят, «не от мира сего», но я-то от этого мира, и мне хотелось поскорее закончить репортаж. Но, конечно, слишком спешить было тоже ни к чему, когда вокруг обступал, уж простите за пафос, близкий неведомый мир.
– Хотите верьте, Инга Николаевна, хотите – нет, но это место принесёт нам однажды богатство, – продолжал Чевычелов. —Здесь никто иной, как Соловей-Разбойник промышлял, дорогу к Киеву честным людям преграждал, – заговорил по-былинному.
– А вы откуда знаете?
– Хм!.. – с превосходством взглянул на меня. —
…у той ли-то у Грязи-то у Чёрноей,
да у той ли у берёзы, у покляпыя,
да у той ли у речки у Смородины,
у того креста у Леванидова
сидит Соловей Разбойник
Одихмантьев сын.
Вот здесь он и сидел, – показал на старый дуб с большим дуплом у тропы, по которой мы шли к дому таинственного Генерала.
– Может быть, и в том доме живёт Соловей Разбойник, скрываясь за прозвищем Генерал?
– Неужели вы не знаете, что здесь раньше было славяно-русское поселение? – проигнорировал мою колкость Чевычелов.
Я, действительно, что-то слышала об этом, впрочем, не вдавалась в подробности.
Заброшенный яблоневый сад, где уже наливался солнцем белый налив, плавно переходил в дубраву, начинающуюся в огромном овраге, который издали можно было принять за пропасть, но не за бездну, а этакий подземный лес, который тянется кронами в наземный мир и даже к небу. А, может, звёзды и сами с присущим им любопытством заглядывают в поросший дубами овраг, как в колодцы, хоть и не могут усилить, отражаясь, мерцание.
– Пришли, Инга Николаевна, – гордо показал Чевычелов на грядки с капустой, тянувшиеся к старенькому одноэтажному дому, как будто посадил их сам.
– Здесь, явно, кто-то живёт, – озвучила я
Правда, внутри в одной из комнат обнаружился совсем ещё новый диванчик с красной обивкой и пожелтевший рисунок, сделанный, по-видимому, чёрными чернилами, в простой деревянной рамке, изображавший в гордый профиль даму в шляпе и с веером.
Больше никаких примет жизни, кроме пустых вскрытых консервных банок, мы с Чевычеловым не нашли.
– Интересно, кто эта дама? – заинтересовался вдруг он, хотя лицо не было чётко прорисовано, видимо, художник писал портрет не с натуры, да и был, скорее, любителем, но Чевычелову хотелось играть в детектива. – Может, жена… Но значит, она жила не здесь, иначе все бы знали о ней… Н-да, не слишком подходящий интерьер для генерала. Скорее, беглый заключённый…
Я промолчала в ответ, и в этой тишине отчётливо хрустнула ветка.
– Тссс! – зашипел мой спутник, хотя в этом не было надобности, и, крадучись, направился к двери.
Я последовала за ним.
– Яблоко упало, – разочарованно поднял Чевычелов спелый плод – настоящее наливное яблочко, только блюдечка с золотой каёмочкой не хватало. – Но вы ведь тоже слышали шаги?
– Кажется, да, – пришлось мне признаться.
– Конечно! – надкусил яблоко Чевычелов. – Он увидел нас и убежал. И больше никогда не вернётся!
Мне пришлось успокаивать паникёра, что кем бы ни был Генерал, в любом случае и прозвища случайно не дают, и заслужил он его, точно, не за трусость.
– Будем надеяться, – согласился Чевычелов.
Когда мы покидали странный дом, снаружи было так же безмятежно, и хотелось потревожить эту подозрительную тишину.
– Эй! Есть здесь кто-нибудь?!
– Кто-нибудь, кто-нибудь, кто-нибудь… – ответило моим голосом Лесное Эхо.
– Тише, тише, Инга Николаевна, – забеспокоился Чевычелов. – Не вспугнёте его…
– Кого его? Генерала?
– Нет, эхо. Оно здесь особое, живое. Вы разве не слышите сами? Оно отвечает тем же голосом, но с другими интонациями.
– Эй, Эхо! Ты, правда, живое? – крикнула я ещё громче.
– Правда живое… живое… живое…
Рядом в овраге хрустнули ветки, и к дому вышел, нет, не Генерал, а оленёнок. Взглянул на нас и убежал обратно в лес.
– Вот это да! Здесь ещё и олени живут!
– Говорю вам, это удивительное место, Инга Николаевна… Не будем беспокоить красоту. Пока мы здесь, Генерал всё равно не вернётся, если не хочет, чтобы его рассекретили… Лучше нагрянуть завтра.
По пути в гостиницу мы остановились у реки. Завидев вдали молодых людей с биолокационными рамками и лопатами, Чевычелов покрылся красными пятнами и закричал, что неизвестные воруют наши ископаемые на том самом месте, в общем, вы помните… Да, такой комичный персонаж, иначе не скажешь, ведь я собираюсь писать об этом, пожалуй, роман, попался мне в спутники.