Первые уроки
Шрифт:
Они ей не верят и молчат, а она же не Кашпировский! Мысли читать не обучена! И сделать ничего не может, потому что не знает, что делать, как и для кого. Но на второй день пути, когда она, шипя и кряхтя, полезла в седло, мужчины все-таки чуток ее пожалели. А еще через два дня — и зауважали. Видели, что женщине тяжело. Что садиться в седло для нее пытка. Но она старается. И будет стараться.
А это уже стоит уважения.
* * *
При
Крепость?!
М-да!
У нас иные церкви повыше будут!
Каменная стена высотой в три — четыре человеческих роста, четыре невысоких — то есть еще плюс метр или два башни по углам, а общая площадь сооружения…
Вполне прилично. Лиля прикинула, что два ее домика как раз втиснутся в эту крепость. И кивнула своим мыслям.
Размер именно такой, чтобы хватило спрятать людей. Без комфорта, но приютить на время нападения или осады.
А вокруг крепости кишмя кишела ярмарка.
— Интересно, где тут можно остановиться, — пробормотала Лиля себе под нос. Но Арт услышал.
— Я сюда ездил в позатом году. Есть здесь хороший постоялый дворик, «Свинья и собака» называется. Хозяин сдает комнаты и недорого.
— А блох и клопов у него нету? — подозрительно поинтересовалась Лиля.
— Нету.
Арт уже знал о диком страхе женщины перед этими тварями, и позволил себе улыбку.
— Там у хозяина жена — вирманка. А у вирман принято раз в десять дней мыть весь дом. Им так боги заповедовали.
— Какие хорошие боги! — восхитилась Лиля.
Арт быстро сделал рукой знак Альдоная.
— Госпожа, вы так при людях не говорите, ладно? Пастер наш очень уж не любит другие религии, говорит, что все они от Мальдонаи!
— Не буду. Но мне все равно этот обычай нравится. А кто такие вирмане?
— Вирмане? А вы не знаете, госпожа?
Лиля сверкнула глазами.
— Ты еще будешь думать, чему графиню в дестстве обучали? Не много ли наглости взял, староста?!
Конечно, кое-что она знала. Но мало, так мало…
Арт потупил глаза. Так-то. Спрашивают — отвечай. Как говорил один мудрый товарищ — хотите демократии? Так я вас сейчас к чертям отправлю! Ибо в аду — демократия! Ну и наверное, у Мальдонаи.
— Недалеко от побережья Ативерны есть остров Вирма. И живут на нем вирмане. Живут мореходством. Пиратствуют помаленьку, торгуют, опять же… Люди они неплохие. Песни слагать любят. Но живут в основном, с мечей. Земля у них бедная, почти не родит. А вот козы и овцы хорошие. Они накидки из козьего пуха привозят, так чистое золото, а не пух! В кольцо протянуть можно!
Лиля кивнула.
— Ладно. Если останутся деньги, посмотрим и накидки. На подарки. А пока — поехали.
* * *
Лонс
Такого он не ожидал. А ведь мог, мог проявить осторожность!
Младший сын безземельного дворянина, Лонс получил неплохое образование при монастыре. Правда, для монашеской стези он не годился — слишком любил жизнь с ее пьянками, гулянками и веселыми девками. Монахи это понимали, а поскольку отец платил за его обучение, не сильно и ругали юношу. И ему улыбнулась, казалось бы, удача. Пастер Иулий переговорил с кем-то — и ему предложили место! Да какое!
Обучать грамоте принцесс!
О таком можно было только мечтать!
Лонс пребывал в восторженной эйфории всю дорогу. Выпал он из нее на месте — и почти сразу.
Полуразрушенный замок, низкое жалование — он-то думал, что принцессы будут при дворе, но дочки были не слишком нужны Гардвейгу. Не были бы круглыми дурами — ибо невместно. А тратить на них серьезные деньги из казны — увольте.
Принцессы спали в одной комнате, донашивали друг за другом платья и всю зиму хлюпали носами. Протопить замок не было никакой возможности — под утро он выстывал, словно гигантский ледник.
Про кормежку тоже промолчим. Ибо принцессам подобает благочестие. Три больших поста по двадцать дней и девять малых — по три дня. Когда нельзя вкушать ничего, кроме злаков и овощей. А если принцессы должны быть благочестивы, то их окружение — тем более.
Лонс очень быстро приловчился закупать себе неучтенную рыбу или колбасу и хранить где-нибудь, где похолоднее. А то так ноги протянешь! Здоровый же мужик! Можно еще поймать кого-нибудь или подстрелить, но это требует времени. Да и не будешь охотиться в пост, всем напоказ…
Из дома присылали мало, платили еще меньше — и от скуки (а что сделаешь с такими копейками?) Лонс завел интрижку с молочницей из соседней деревни и принялся обучать принцесс.
Самой яркой из них оказалась Анна.
И старшей, и яркой, и умной, и живой… она была, как черный бриллиант среди белого кварца. Она сверкала и переливалась. Когда он приехал, ей было лет двенадцать, или даже одиннадцать. Но глаза у нее были совсем не детскими.
Глаза у нее были взрослой и порядочно злой женщины. На весь мир злой. За что?
А за что Анне было его любить?
С такой вот полунищенской жизнью и неясными перспективами?
И все потекло в две стороны.
Он учил. Она — училась.
И осознавала себя, как еще маленькая, но женщина, все-таки женщина!
Взгляды и улыбки были с самого начала. Когда ей исполнилось тринадцать, и девочка уронила первую кровь — последовало и первое письмо с объяснением в любви.
Второе, третье, взгляды, прикосновения, намеки…
Анна вела охоту, как взрослая и опытная женщина. И откуда чего нахваталась?