«Первый». Том 4
Шрифт:
Если ты с таким лицом из подвала вышла, с каким ко мне приехала, и он это в записи увидел, то он понял, что свадьбы не будет. Может, из-за этого? Разорились они с отцом, вроде. Да и плюс, ты говорила, пьян он был. Вот он и решился? Мол, всё я потерял и — бабах.
— Жуть, молодой парень, вся жизнь впереди. Сколько нищих студентов в городе, и никто не стреляется, а Пашка с детства в бедности рос. Возможно, что его убил кто, а остальное спектакль? То ещё змеиное гнездо. Знаешь, Наташ, давай не будем об этом. Уж лучше ты меня про секс подкалывай. А фигура у тебя сильно изменилась, ты пластику случаем не делала?
Свете было необходимо сменить тему разговора.
— Не-а.
Наташа погрузилась под воду и, оттолкнувшись от одной стены, поплыла к другой. Немного побулькав в воду, она добавила.
— Незачем, не на что, некогда и не для кого. А ты?
— И я. Хотя было на что, было когда, было для кого и зачем. Пашка был сторонник максимализма в этом вопросе. Я отказалась. Натуральной быть хочу, а не куклой силиконовой.
— Интересно, почему сказали, что Прохоров, из-за замка этого нарисованного, разорился? И если на том камне Мих стоял в центре, то получается, это он всё устроил.
— Какой-то бред, Наташа. Парень с нашего двора в одиночку топит самого богатого человека в стране. Ни денег, ни людей, ни связей. Точно бред.
Светлана решила пронырнуть к другой стене, по примеру подруги.
Слушая всё это, Наташа задумалась. А на самом деле, мог бы? Однозначного ответа не было.
— Не уверена я, Свет. В последнее время он изменился. С тех пор, как Серёга Суворов пропал. Вроде, не так давно было.
— Как пропал? А почему я не знаю? Когда это было?
— Ты во Франции была. Вроде. Во дворе говорили, что он к Прохорову накануне ездил. Давай о другом. А то тоскливо. Выть хочется.
— В какой же гадюшник я попала.
— Не расстраивайся, Мих говорил — среди наших олигархов ещё покруче отморозки есть. Просто так миллиард не украдёшь. Да ну их всех. Если ты не завяжешь душу травить, я опять напьюсь. Давай лучше о нашем, о девичьем. У тебя сколько парней было? Кто лучше — итальянцы или французы? Про Ривьеру расскажи. А я позавидую.
— Хочешь, рассмешу? Никого у меня не было. Помнишь, как Пашка к этому относился? Если не девочка, значит шлюха. Мать его, покойница, была очень строгих правил и религиозна, до одержимости. Пашка с детства и Евангелие, и Катехизис наизусть знал, в Храм его мать по воскресеньям водила.
Да и папик его намекал прозрачно. Вот я Пашку и динамила тоже. Очень мне, дуре, хотелось королевой стать. Помнишь, Верка в школе высказалась, что я продаться подороже решила. Как в воду глядела, до сих пор её ненавижу.
— Обалдеть!!! Вот это облом. Тебе, получается, ещё хуже, чем мне. Вот не думала даже. Прости, это я не со зла. Но не верится никак. Ты такая одна в России. А с такой внешностью, и в мире. В наши то годы!
— А тебе-то что, хуже было? Живёшь вроде нормально, не бедствуешь. За Михом ты как за стеной. А Франция там, или Италия — это на первых порах ярко, потом блекнет всё и привычно становится. Домой тянет. Не в хрущобы, конечно. Но вот тут я могла бы жить.
— А то, что и я могла бы тут жить — это как?
— Да я не конкретно здесь, а вообще. Мне, как оказалось, вполне среднего класса хватает. Я про доходы. Туда, наверх, больше не полезу. Ты тут мочалки или шампуня не видела?
Вести скользкий разговор с подругой Светлане совершенно не хотелось. То, что Наташа всё время сворачивала разговор в эту сторону, от её внимания не ускользнуло. Но выяснять отношения ещё и не зная, кто чего хочет, и чего хочет она сама, глупо.
Спешить было некуда, а ванна привычно расслабляла и успокаивала. А здорово так с подругой оттягиваться, не опасаясь модных лесбийских забав. И воздух здесь хороший. Всё-то у Миха хорошо выходит. Даже замок какой-то надыбал. Но не отбивать же его у подруги, Наташка и так извелась вся.
«Я может и стерва, но не до такой степени. Она для меня жизнью рискнула и не задумалась даже ни разу. Дверь открыла и — входи, подруга, я подруг не предаю. Хорошая она. Простила меня, а я — дрянь. Но Наташку не предам. Больше не предам никогда».
Мысли текли и текли. Обе замолчали и думали, каждая о своём.
— Может, кнопку нажать надо? — неожиданно предложила Наташа.
— Какую кнопку? Зачем?
— Ты про шампунь спрашивала. А то можно встать и в шкафчиках порыться. Мне неохота, а ты поройся, может, губку какую найдёшь для меня.
— Мне тоже неохота. Слово дурацкое — охота, она на дичь, а неохота на кого у меня?
— На Миха, я надеюсь, — обе рассмеялись.
— Хорошо мне сейчас, Наташа, так бы и лежала, не вставая. Ещё бы чашечку кофе, — она мечтательно потянулась.
— Это проще. Надо чёрную кнопочку нажать, чтобы чёрный кофе был.
Веселясь и улыбаясь друг другу, обе думали и говорили обо всём, и ни о чём. Ванна внушила оптимизм. Как-нибудь всё наладится.
Через четверть часа Наташа всё же смогла преодолеть лень, и встала поискать губки или мочалку и шампунь.
— О, Свет, смотри. Мочалка. Нет, это наждак какой-то. Пусть этим сам моется, а вот ещё в упаковке губка, даже пять штук. Это он что, здесь оргии планировал? А вот пена для ванн. Ты как?
Глава 21
— Губку мне дай и шампунь, хоть какой-нибудь. А пену, как хочешь.
Света всё ещё отмокала, и подвал Прохорова покидал её постепенно. Наташа вылила в воду шампунь и пену для ванн, села на пол и стала взбивать появившиеся белые хлопья ногами. Лохмотья и брызги полетели во все стороны, досталось и Светлане. Её месть была адекватной. Ещё минут пять они брызгались и хохотали. Потом опять легли на дно. И из слоя пены виднелись только две головы в разных углах ванной комнаты.
Света:
— В следующий раз надо будет взять сюда что-нибудь выпить. Сухого что ли. Жаль, здесь столика нет. Может, плотик соорудим? Наташа, ты что затихла?
Наталья:
— Не знаю. Мне и так хорошо. Думать ни о чём не хочется. Ты говори, а я поддержу. А будем много пить, сопьёмся здесь нафиг. Мих не сказал, через сколько вернётся из игры?
Света:
— Нет, только то, что его там десять тысяч человек ждёт. Слушай, а это ведь много. Толпа, даже демонстрация. Чем он там занимается, и кто он там? Интересно.