Первый блицкриг. Август 1914
Шрифт:
Ночью двадцатого августа Жоффр сообщал Мессими: «Есть основания ожидать успешного развития операции».
Разгром: Лотарингия, Арденны, Шарлеруа, Монс
Генри Вильсон писал в своем дневнике двадцать первого августа: «Страшно подумать и в то же время радостно, что еще до конца этой недели произойдет битва, о которой еще не слышал мир». В тот момент, когда он писал эти слова, великая битва уже началась. С двадцатого по двадцать четвертое августа весь западный фронт гремел сражением, вернее — четырьмя сражениями, известными в истории под общим названием Приграничного. Начавшись справа, в Лотарингии, где бои шли уже с четырнадцатого
К утру двадцатого августа 1-я армия генерала Дюбая и 2-я армия генерала де Кастельно встретились в Лотарингии с подготовленной обороной германских войск у Саребура и Моранжа и были наказаны за легкомыслие. Наступление быстро захлебнулось, натолкнувшись на тяжелую артиллерию, колючую проволоку и пулеметные гнезда.
Рассматривая тактику наступления, французский полевой устав предусматривал, что за двадцатисекундный бросок в атаку пехота успеет покрыть пятьдесят метров, пока противник изготовится к стрельбе, прицелится и выстрелит. Вся эта «гимнастика, которой мы столько занимались на маневрах», как потом горько сетовал один французский солдат, оказалась никчемной на поле боя. Чтобы открыть пулеметный огонь, немцам нужно было всего восемь секунд, а не двадцать.
Полевой устав также рассчитывал, что шрапнельные снаряды, выпущенные из 75-миллиметровых орудий, «нейтрализуют» оборону, заставив противника «пригнуться и стрелять не глядя». Но вместо этого, как предупреждал Ян Гамильтон, исходя из опыта русско-японской войны, обороняющийся, находящийся в траншеях с бруствером, не боится шрапнели и ведет огонь по атакующим через амбразуры.
Несмотря на все препятствия, оба французских генерала отдали приказ о наступлении двадцатого августа. Без поддержки артиллерийского огня их войска бросились на германские укрепленные позиции. Контратака Рупрехта, которую ему все-таки разрешил Генеральный штаб, началась в то же утро с убийственной артиллерийской подготовки, оставляя во французских боевых порядках зияющие пустоты. XX корпус Фоша армии Кастельно был на главном направлении наступления, которое приостановилось перед укреплением Моранжа.
Баварцы, чей боевой дух так не хотелось сдерживать Рупрехту, контратаковали и вклинились во французскую территорию. В ответ на возглас «Франтиреры!» немедленно начинались грабеж, расстрелы и пожары.
В старинном городке Номени, находящемся в долине Мозеля между Мецем и Нанси, двадцатого августа были расстреляны или заколоты штыками пятьдесят жителей, а оставшиеся целыми после артиллерийской подготовки дома были сожжены по приказу полковника фон Ханнапеля, командира 8-го баварского полка.
Ведя тяжелые бои по всему фронту, армия Кастельно подверглась на левом фланге упорной атаке германского отряда из гарнизона Меца. Видя, что левый фланг отходит и все резервы уже пущены в ход, Кастельно понял, что надежды на наступление рухнули, и вышел из боя. Оставалась только оборона.
Но вряд ли он сознавал, что долгом французской армии было не наступление, а оборона французской земли, как предполагал один из критиков «плана-17». Кастельно приказал общее отступление на линию обороны у Гран-Куроннё потому, что у него не оставалось другого выхода. На его правом фланге 1-я армия Дюбая еще удерживала свои позиции и, несмотря на большие потери, даже продвинулась вперед. Когда из-за отступления Кастельно ее правый фланг оказался открытым, Жоффр приказал 1-й армии также отступить, чтобы быть на одной линии с соседом. Нежелание Дюбая сдавать территорию, завоеванную в результате семидневных боев, было очень велико, и его давняя антипатия к Кастельно отнюдь не уменьшилась в результате отхода, которого «положение моей армии совсем не требовало».
Хотя французы еще не понимали этого, бойня у Моранжа задула яркое пламя наступательной доктрины. Ей пришел конец в Лотарингии, где к концу дня остались только ряды трупов, лежавших в странных позах там, где неожиданная смерть застигла солдат. Это был один из тех уроков, как заметил позднее кто-то из уцелевших, «при помощи которых Бог учит порядку королей». Сила обороны впервые проявила себя у Моранжа. Позднее она превратила войну мобильную в четырехлетнюю позиционную, поглотившую целое поколение европейского населения.
Фош, духовный отец «плана-17», человек, который учил, что «существует только один способ защиты — нападение, как только мы к нему будем готовы», видел и пережил все это. В течение четырех долгих лет бесконечного, безжалостного и бесполезного убийства воюющие стороны бились лбами о стену обороны. Фошу в конце концов удалось насладиться победой. Но потом, в следующей войне, преподанный урок оказался ложным.
Двадцать первого августа генерал де Кастельно узнал, что его сын был убит в бою. Своему штабу, который пытался выразить ему соболезнование, он после минутного молчания сказал слова, впоследствии ставшие чем-то вроде лозунга во Франции: «Будем продолжать, господа».
На следующий день грохот тяжелой артиллерии Рупрехта не умолкал. Четыре тысячи снарядов упали на Сент-Женевьев, вблизи Номени, в течение семидесятипятичасовой бомбардировки. Кастельно считал положение настолько серьезным, что подумывал об оставлении Гран-Куроннё и Нанси. «Я прибыл в Нанси 21-го, — писал потом Фош, — они хотели эвакуировать его. Я сказал, что враг находился от Нанси в пяти днях пути и что на его пути стоит XX корпус. Без сопротивления XX корпус не пропустит их!» Фош доказывал, что, имея за спиной укрепленную позицию, лучшей защитой было нападение, и добился своего. Двадцать второго августа такая возможность представилась. Между французскими укрепленными районами Ту ля и Эпиналя был естественный просвет, называемый Труэ-де-Шарм, где французы намеревались остановить немецкое продвижение. Разведка показала, что Рупрехт, наступая на Шарм, подставил французам свой фланг.
Решение о маневре Рупрехта было принято в результате еще одного долгого телефонного разговора с главным штабом. Успех германских армий левого крыла, отбросивших французов от Саребура и Моранжа, имел два результата: Рупрехт получил Железный крест сразу двух степеней, первой и второй, и возродил надежду Генерального штаба на проведение решающего сражения в Лотарингии. Возможно, в конечном счете немцы могли осуществить фронтальную атаку. Возможно также, что Туль и Эпиналь окажутся такими же уязвимыми, как и Льеж, а Молель — не большим препятствием, чем Маас. Возможно, наконец, что двум армиям левого крыла удастся прорваться через французскую укрепленную линию и во взаимодействии с правым крылом осуществить настоящие «Канны» — двойной охват. Но мнению полковника Таппена, эта перспектива очень манила Генеральный штаб. Подобно улыбке ветреной соблазнительницы, она победила многолетнюю верность правому крылу.
В то время как эта идея обсуждалась Мольтке и его советниками, позвонил генерал Крафт фон Дельмензинген, начальник штаба Рупрехта. Он хотел знать, продолжать ли наступление или остановиться. Первоначально предполагалось, что, как только армии Рупрехта остановят французское наступление и стабилизируют свой фронт, они организуют оборону и выделят все возможные силы для усиления правого крыла. Предусматривалась и другая альтернатива, известная как «вариант З», по которой намечалось наступление через Мозель, но только по прямому распоряжению Генерального штаба.