Первый бросок
Шрифт:
Остановились перед высокой двустворчатой дверью. Положив Мазуру на плечо громадную лапищу, проводник сказал:
– Ты, сдается мне, парнишка сообразительный…
– Да вроде, – сказал Мазур, переступая босыми ногами.
– Тогда запомни парочку необходимых истин, – он внушительно покачал под носом у Мазура толстенным указательным пальцем. – Первое. Будь паинькой. Второе. Если ты, беленький, хозяйку хоть как-то обидишь, я тебе лично яйца отхвачу парангом, а потом закопаю. Яйца отдельно, тебя отдельно. Усек?
– Усек, – сказал Мазур.
– Тогда прошу… – он распахнул перед
Мазур вошел. Огляделся. Не увидел ни единой живой души. Обширная комната, обставленная несколько старомодно, но с утонченной роскошью, больше всего напоминала будуар знатной дамы, какие показывают в исторических фильмах: огромная кровать под балдахином, мебель черного дерева, картины под стеклом, букеты в китайских вазах… Посреди всего этого босой и голый по пояс Мазур смотрелся как-то нелепо.
Резко развернулся к стене, услышав за спиной непонятный звук.
Это открылась потайная дверь, до того выглядевшая еще одной резной панелью. Под тоненькое, мелодичное позвякивание вошла молодая женщина в белом мужском костюме и белых сапогах, с распущенными, чуть ли не до пояса черными волосами. Помахивая коричневым плетеным хлыстом, остановилась в трех шагах от Мазура, разглядывая его со спокойной уверенностью хозяйки. Села в ближайшее кресло, закинула ногу на ногу и, покачивая остроносым сапожком, уставилась с задумчивым любопытством. Мазур так и стоял посреди комнаты, гадая: золотые у нее шпоры или просто под вид золота?
Ясно было, что это креолка, но белой крови определенно побольше, чем негритянской. Если бы Мазур не насмотрелся уже на здешних обитателей, на причудливое смешение кровей и рас, мог принять ее за обычную европейскую девушку, разве что загоревшую под тропическим солнцем. Смазливенькая – спасу нет. Вот только балованная и капризная, как сто чертей, сразу видно…
– Можно сесть? – решил, наконец, Мазур прервать затянувшуюся немую сцену.
– Сядешь, когда я разрешу, – промурлыкала незнакомка, меряя его взглядом. – Раздевайся.
– Пардон? – спросил Мазур.
– Я сказала – раздевайся.
Мазур медлил. Она, с гримаской раздражения на хорошеньком личике, гибко выпрямилась, коротко взмахнула рукой. Свистнул увесистый хлыст, плетенный из кожаных ремешков, левое плечо Мазура чувствительно обожгло.
– По-моему, ты не понимаешь своего положения, – протянула черноволосая красотка, поигрывая хлыстом. – Я здесь полная хозяйка на двадцать миль вокруг. Достаточно… – она плавно, многозначительно положила свободную ладонь на колокольчик с высокой ручкой, стоявший на столике рядом с креслом, – чтобы ворвались слуги. Они хорошие слуги, выполнят любой приказ. Когда я говорю – любой, это значит – любой. Начиная с того, чтобы исполосовать тебя кнутом в лохмотья и кончая выброшенным в море трупом, который крабы и рыбы быстренько превратят в нечто, не поддающееся опознанию… Хочешь убедиться, что все это предельно серьезно?
Мазур помотал головой. Отчего-то верилось, что все ее угрозы – отнюдь не пустые слова. В ее больших темных глазищах не было и тени безумия, но от всего облика, движений, повадки, слов так и веяло той самой спокойной уверенностью капризной барыни, осознающей
– Ну? – поинтересовалась она, подняв бровь. – Тебе необходимо что-то доказывать наглядно?
– Не стоит, пожалуй, – сказал Мазур, тщательно гася злость. – Вы отчего-то производите впечатление дамы, которой следует верить…
– Госпожа Эжени, – подсказала молодая креолка.
– Вам, госпожа Эжени, отчего-то хочется верить на слово… – сказал Мазур. – Между прочим, меня зовут…
– А вот это меня совершенно не интересует, – улыбнулась она, покачивая хлыстом. – Имени у тебя временно не будет, оно тебе совершенно ни к чему.
– Но как это все понимать? – спросил Мазур с некоторой растерянностью.
– А что, нужны какие-то разъяснения? – Кажется, она искренне удивилась. – В самом деле? – Вернулась в кресло, уселась и продолжала размеренным тоном учительницы, помахивая хлыстом, как указкой: – Несколько сотен лет, мой неожиданный гость, белые пользовались нашими предками, как им только вздумается. Мои прадеды гнули спину на плантациях, а прабабушки, имевшие несчастье родиться красивыми, оказывались в постели у белых хозяев. Но теперь, знаешь ли, обстоятельства переменились, – она лениво улыбнулась, потянувшись. – Теперь все наоборот.
– А вам не кажется, что у вас были и белые предки? – полюбопытствовал Мазур.
– Это не меняет дела, – отрезала она с милой улыбкой. – Главное, обстоятельства переменились. Так вот, либо я останусь тобой довольна, либо ты с перерезанной глоткой окажешься на дне болота – есть тут одно неподалеку, довольно глубокое. Других вариантов развития событий попросту не предусмотрено, пока я здесь полная хозяйка, – и вытянула ноги. – Сними с меня сапоги, мальчик. И постарайся быть не таким робким…
Опустившись на одно колено, Мазур выполнил приказание, не сразу подавив желание вырвать у нее хлыст и устроить легонькое детское наказание. За дверью торчал хорошо вооруженный верзила, а поблизости, несомненно, находилось в готовности еще несколько – на случай непредвиденного развития событий. Вряд ли он тут первый бедолага…
– Дальше, – пропела она с капризной улыбочкой.
Под ее белым костюмом ничего не оказалось. Мазур помимо воли ощутил, что мужская природа берет свое, недвусмысленно реагируя на открывшееся взору. Она это тоже заметила, фыркнула и, упершись черенком хлыста ему в грудь, потеснила к обширной постели, обнаженная, прекрасная, пахнущая незнакомыми ароматами, нетерпеливая… врезать бы по ее жемчужным зубкам от всей души!