Первый президент. Повесть о Михаиле Калинине
Шрифт:
Со стороны Первой Речки опять донесся приглушенный расстоянием шум, похожий на гул прибоя. Явственно прозвучало «ура!».
– Идут, идут!
– загомонили в толпе. Одноногий моряк, длинный Матвей Матвеевич, бабы и подростки ринулись вперед, едва не сбив треногу с фотоаппаратом. Газетчики принялись наводить порядок:
– Граждане, сейчас курсанты появятся! Расступитесь, граждане, нам курсантов снять надо!
– Каких ишшо курсантов?
– крикнул моряк.
– Красных героев сымай для предбудущего потомства!
– Граждане, нам сообщили из редакции, что первыми в колонне идут курсанты, -
– Им такая честь за бой под Монастырищем. Они там сдержали белых, которых было в десять раз больше. К концу боя из двухсот сорока курсантов в цепи осталось только шестьдесят семь! Все они, вместе со своим командиром, награждены орденами Красного Знамени!
– А ну, бабы, давай назад!
– скомандовал моряк. И он, и Матвей Матвеевич, и мужчина в сапогах стали перед фотоаппаратом, не допуская любопытных загораживать улицу.
«Ура!» вспыхнуло совсем близко, и Яропольцев увидел голову колонны. Курсанты приближались широкой шеренгой - по восемь человек в ряд. Все в длинных шинелях, с подсумками на ремнях, в ботинках с обмотками. Шли спокойно, соблюдая равнение и ступая в ногу привычно, без всяких усилий. Уже одно то, что курсанты, оставив сегодня за спиной десятки верст, все же легко, естественно держали четкий строй, говорило о том, что солдаты они бывалые, привычные к службе. Это большое счастье - иметь под своим началом таких бойцов.
Впереди и чуть правее строя, задавая темп, шагал пожилой человек в бекеше, в фуражке с красной звездой - их командир.
Яропольцев пошел следом.
Колонна двигалась, никуда не сворачивая, и вскоре достигла берега. Впереди была бухта, ветер гнал небольшие волны.
Прозвучала команда. Курсанты составили винтовки в козлы, расположились на отдых. Садились на бревна и ящики, с удовольствием закуривали, вытянув усталые ноги.
Командир, грузно переваливаясь, подошел к краю причала, снял фуражку. Смотрел вдаль, на серую воду, на вершины сопок.
Прискакал на коне еще один начальник: в кожаной кепке, с ярким бантом на потертой кожаной куртке. Изрытое оспой лицо сияло от радости.
– Комиссар приехал!
– крикнул кто-то. Комиссар спрыгнул с коня, обнял командира, повернулся к бойцам:
– Товарищи! Дорогие! Дошли! До самого океана, безусловно, дошли! Вот она, последняя пядь земли нашей!
5
Всегда приятно сообщить людям хорошую новость, а сейчас Михаил Иванович был доволен особенно: долгожданное известие поступило в тот момент, когда заканчивала свою работу четвертая сессия ВЦИК девятого созыва. Радостный сюрприз под занавес!
Легким быстрым шагом подошел Михаил Иванович к трибуне, улыбнулся залу, пригладил ладонью седой клин бороды.
– Прежде чем закрыть сегодняшнее заседание, разрешите, по поручению Президиума ВЦИК, поздравить четвертую сессию с освобождением Владивостока.
Зал ответил дружными аплодисментами.
– Занятие Владивостока войсками Дальневосточной республики, которые являются частью войск советской Красной Армии, есть одно из звеньев длинной цепи борьбы Советской республики за свою самостоятельность. Это можно иллюстрировать вот этой картой в углу, - вытянул он руку, показывая.
– Здесь
– Калинин повысил голос - Товарищи! Я прочитаю вам телеграмму, которая самым великолепным образом характеризует настоящее положение.
Михаил Иванович протер стекла очков, заправил за уши тонкие металлические дужки. Все равно видно было неважно, буквы казались расплывчатыми. Не стекла виноваты - быстро слабеют глаза, снова надо идти к врачу.
Он поднес листок ближе, прищурился.
– Вот послушайте... «Войска Народно-революционной армии вошли во Владивосток. На улицы для встречи наших войск вышло все население. Во время всего движения войск было несмолкаемое «ура!». Мы засыпаны цветами, многие от радости плакали. Владивостокский богач стал гражданином великой революционной России и пламенно приветствовал рабоче-крестьянскую власть. Вообще картина была величественная и радостная. В городе полный порядок, японцы сели на транспорт и ушли в море. Главком Уборевич».
Читая телеграмму, Михаил Иванович так ясно представил себе ликование народа, что и сам разволновался. Вытер платком лоб:
– Товарищи, у меня нет красок для того, чтобы лучше нарисовать картину, чем в этой телеграмме. Я очень желаю, чтобы эта телеграмма для будущего служила символом победы Красной Армии и символом увеличения мощи Советской республики!
Глава двенадцатая
1
– Надень новый костюм, - сказала Екатерина Ивановна.
– Это еще по какой причине?
– нахмурился Калинин.
– Обносить нужно, - ответила жена, скрывая улыбку в уголках губ.
– Седьмое ноября скоро, потом твой день рождения.
Костюм сам по себе был хороший: черный, строгий, умело сшитый. И все же Михаил Иванович почувствовал раздражение, которое, впрочем, испытывал всякий раз, примеряя обновки.
Врожденная крестьянская бережливость, многолетняя необходимость отказывать себе ради семьи - все это выработало в нем привязанность к «присидевшимся» вещам, которые он просто не замечал на себе. Чисто, тепло, удобно - вот и прекрасно. Зачем еще мудрить, что-то придумывать.
Разговор о новом костюме Екатерина Ивановна начала давно. Жизнь, дескать, полегчала, люди кругом одеваются лучше. А ты всей России глава, на тебя все смотрят. Иностранные дипломаты к тебе приезжают.
После такой подготовки умудренная опытом жена перешла к решительным действиям. Пригласила портного домой. Расчет был точный: Михаил Иванович не сможет отказать пожилому человеку, потревоженному ради него. И верно, вытерпел всю процедуру обмера, поблагодарил мастера. Но когда тот ушел, сказал все-таки несколько резких слов. «Махнул», - как называл он подобные срывы, случавшиеся у него весьма редко. А через полчаса извинился: «Ты не сердись, махнул я сегодня». Екатерина Ивановна ответила, с трудом сохранив внешнюю суровость и торжествуя в душе: «Для тебя стараюсь».