Первый раз
Шрифт:
Где я и провела следующие полчаса. Или больше? Или меньше? Счастливые, как вы знаете, часов не наблюдают. А уж счастья мне привалило – по полной программе! Даже после анестезирующих уколов я наслаждалась незабываемыми мгновениями бытия.
Во время процедуры кто-то пару раз заглядывал в пыточную, в смысле, – в операционную. Видимо, прибыл пациент, которого пан Новтоны и ждал утром. Это я вклинилась к нему без расписания.
Все когда-нибудь заканчивается, закончились и мои мучения. Меня вернули в тот кабинет, где сиротливо ожидали хозяйку джинсы, носки и кроссовки. Пан Новотны помог мне подняться
– Милош, вы не врач, вы – волшебник! – Я собралась было наброситься на врача с благодарственными объятиями, но вовремя вспомнила, что мои джинсы все еще не на мне. – Спасибо вам огромное, я словно заново на свет родилась!
– Заново на свет рождаться будет ваш ребенок, – ворчливо уточнил пан Новотны, что-то записывая на листке бумаги. – И то – в случае, если его мама будет вести себя поосмотрительнее. Вот, возьмите, здесь я написал, что вам дальше делать. Если останетесь еще в Клатовы, завтра утром жду вас на перевязку. Если не получится, вот вам мазь, – он протянул мне тюбик, – аккуратно, тонким слоем, смазывайте раневую поверхность. Ну, милая пани, всего вам хорошего!
– До свидания, Милош, и еще раз спасибо! – Я уже успела одеться и обуться, поэтому направилась к двери. Теперь я никого не шокирую.
Уф, как же все-таки здорово, когда ничего не болит! Все и все вокруг кажется таким милым и славным! И яркое весеннее солнышко, и голубое небо, и чистенькие мостовые, и довольная ухмылка Голубовского…
Голубовского?!!
Зрительные нервы, доставившие в мой мозг сие отвратительное зрелище, стояли навытяжку, преданно хлопая глазами. Моими, между прочим, глазами. А поскольку мыслительный процесс пребывал в ступоре от доставленной ему картинки, то, соответственно, и выражение лица пребывало там же. В ментальном запоре.
Вдоволь налюбовавшись на всю эту красоту, Андрюша засиял еще нестерпимее. Точнее, чем Шукшин, о таком сиянии не скажешь: «А че это ты, милай, как голый зад при луне, светисси?» Но мои голосовые связки смогли выдать на-гора лишь несвязный бульк.
– Похоже, госпожа Лощинина, вы родились в год Кота! Или, точнее, Кошки, – продолжая сиять, голый зад, то есть – Голубовский, приобнял меня за плечи и нежно увлек к стоявшей поблизости машине. – Вы никак не хотите умирать! Сколько у вас еще жизней в запасе?
Видимо, обильное разлитие тормозной жидкости по моей кровеносной системе все еще продолжалось, поскольку я даже не пыталась лягнуть хорошенько своего провожатого. Покорной ослицей, грустно постукивая копытцами, я доплелась до автомобиля, причем того самого, который вчера утром вез меня навстречу смерти. Похоже, этому механизму на роду написано стать моим катафалком.
За рулем, равнодушно глядя на тупую ослицу, восседал Хельмут. Ну кто же еще?
– Вот, Хельмут, тебе компания, чтобы не скучал тут без меня. Веди себя с дамой прилично, не оскорбляй ее действием. Потерпи, пока приедем в замок, хорошо?
Молчаливый кивок. Меня вбросили на заднее сиденье, где еще сохранились следы моего вчерашнего присутствия. Видно, поэтому фон Клотц и выделил Андрейке
Изобразив собой бесформенную кучу тряпья, я затаилась у окна. Но Голубовский на мою покорность не повелся. Криво заклеенный пластырем, его распухший подбородок весьма ощутимо, надеюсь, напоминал этой твари, что я обычно сражаюсь до конца.
– Хельмут, у тебя есть чем зафиксировать нашу гостью?
Судя по всему, прихвостень фон Клотца дал обет молчания, поскольку, не издав в ответ ни звука, он наклонился, достал из бардачка наручники и бросил их на заднее сиденье.
– Отлично! – Голубовский, бесцеремонно покопавшись в куче тряпья, извлек на поверхность мою верхнюю правую конечность и ловко пристегнул ее к дверце автомобиля. – Ну вот и славненько. Не скучай без меня, я скоро. Обработаю у славного пана Новотны твои покусы, а заодно порасспрошу его о тебе поподробнее. Нет, ну это же надо! – Он восторженно ткнул меня кулаком в плечо. Так, еще один синяк мне обеспечен. – Фридрих договаривается со своим врачом, мне на утро назначен прием, я прихожу вовремя – а врач занят, у него срочная операция! Решил полюбопытствовать – что же там такое срочное? Заглядываю в операционную – и глазам своим не верю! Заглядываю еще раз – точно! Мадам Лощинина, собственной персоной! Которая, по нашим с Фридрихом подсчетам, должна валяться в катакомбах кучей чисто обглоданных костей. Так вот нет! На ее костях по-прежнему много всего, на мой вкус – даже слишком много. Слушай, как тебе это удалось?
Похоже, на радостях Голубовский совсем забыл, что его ждут. Но в дверях клиники появилась медсестра и позвала забывчивого пациента.
Весело подмигнув мне, пациент убежал лечиться.
Глава 49
Проползло, тяжело отдуваясь и периодически отдыхая, десять минут. Тормозная жидкость в моих мозгах почти полностью была дезактивирована, пришла пора выбираться в реальность.
Но как же мне этого не хотелось! А вдруг все это – лишь результат анестезии, всего лишь небольшой такой кошмарчик, а? И сейчас мне снова сунут под нос замечательно воняющий пузырек, и я проснусь…
Воняло. Действительно воняло, причем сногсшибательно. Хорошо, что я сидела.
Шумно принюхиваясь, я попыталась определить источник вони. Результат полевых исследований был однозначен – наибольшая концентрация вони, равная приблизительно восемнадцати тысячам смраддов по шкале Станислава Лема, наблюдалась в районе рулевого колеса.
Короче, смердел Хельмут. Не то чтобы он накануне бобов откушал, просто лосьон после бритья этот мужчинка, судя по всему, в целях экономии заменяет клопомором.
Я чихнула раз, другой. Потом попыталась закрыть нос рукавом. Нос возмутился. Пришлось надавить кнопку стеклоподъемника. Стекло послушно стекло вниз, впустив в салон вкусный весенний воздух.
Хельмут оглянулся и угрожающе рыкнул. Поскольку немецкому языку я не была «представлена», понять, что конкретно он сказал мне, не удалось. А общий смысл и так был понятен.
– Ты что, хочешь, чтобы я задохнулась от твоей вони? – злобно огрызнулась я. – А вдруг твоему хозяину нужно, чтобы я хотя бы пару часов оставалась живой? Да и куда я денусь, меня же прицепили к дверце.