Шрифт:
По улицам большого города неторопливо шел молодой мужчина лет около тридцати. Он любовался вечерними огнями и предвкушал предстоящий вечер.
Будучи студентом, Лёнчик бежал на каждую милонгу так, словно она была последней в его жизни. А смысл этой самой жизни лишь в том и состоял, чтобы перетанцевать как можно больше красавиц за время от первой мелодии до точки невозврата. То есть, примерно до половины одиннадцатого. После нельзя уже было успеть на последний
Те времена прошли. Он переселился из пригорода на Пионерскую, затем через пять лет на Академку. Обзавелся женой и жил, как все обыватели, но танго продолжало невидимой нитью связывать его с институтскими годами. Оно переродилось из беспорядочной охоты за свежими ощущениями в редкий островок спокойствия, безмятежности, встреч со старыми и новыми знакомыми, в моменты чистого творчества без оглядки на деньги и общественное мнение. Короткий миг счастья между житейскими заботами, служебной рутиной и судебными баталиями, бессмысленными для большинства окружающих.
И вот он шел по Московскому проспекту в сторону Клинского переулка и любовался закатом. В одной руке сумка с танцевальными ботинками и брюками, в другой стакан капучино из встречного киоска. Его огромные наушники частенько притягивали взгляды прохожих – вряд ли кто-то из них мог бы угадать, какая музыка в них играла, аргентинское танго было редкостью для России в начале двадцать первого века. А он так давно погрузился в этот жанр, что даже обзавелся легким суеверием, в силу которого избегал слушать танго фоном. Но в тот раз сделал исключение. Решил, что для настроя перед милонгой инструменталки позднего Пуглиезе – самое то. Тем более, что эту сложную и красивую музыку он по-настоящему полюбил только на девятом году танго-жизни и на четвертом десятке жизни человеческой. И в этом не было ничего удивительного: музыка Пуглиезе, его щемящие душу мелодии изумительно гармонировали с багровыми закатами над крышами ветшающих памятников архитектуры, но беззаботная юность была далека от этих утонченных и приправленных горчинкой изысков. До этой музыки нужно было дорасти и он чувствовал, что с ним это случилось.
Да, Пуглиезе превосходно настраивал на предстоящую милонгу, но было у его музыки и побочное явление: она заставляла мысленно отправиться в прошлое.
***
Каждое утро одно и тоже: холод, автобусная остановка, давка. Большая желтая гусеница везет в своей утробе сонных вялых студентов вперемешку с рабочим классом и бойкими пенсионерками с их неизменными тележками.
Юный студент Академии Права Леонид находил эту дорогу изматывающей. Кто-то, может, и взбодрился бы от разухабистого пихания локтями с упомянутыми пенсионерками, но он начинал свой день с пробежки по лесу, и к моменту, когда автобус подходил к остановке, уже пребывал в умиротворенном и миролюбивом настроении. На свете было бы куда меньше конфликтов, если бы все люди бегали по утрам!
Учился он сносно, но без фанатизма. Куда больше учебы его интересовали прогулки в парках, кино по скидочным купонам и дворовый футбол на выходных. При этом дружил он в основном с девчонками. Так уж вышло.
Месяцем ранее он расстался с той, что целых два года была для него навязчивой идеей. Возможно, столь долгое ожидание шанса выйти из френд-зоны сыграло злую шутку, а быть может, они просто были слишком молоды для вечной любви. Так или иначе, огонь этого романа прогорел в полгода и завершился полным опустошением. Даже боли не было.
Маргарита, так же, как и его бывшая, училась с ним на одном курсе. Спустя годы он не мог вспомнить, как именно они познакомились, но к тому моменту она как-то незаметно и органично стала для него ближайшим другом. Её заливистый смех и колкие, но беззлобные шуточки тащили его за пейсы из нудного болота рефлексии, куда он, ввиду отсутствия регулярной половой жизни, проваливался то по колено, то по уши.
– А ты не хочешь научиться танцевать танго? – спросила она томно вздыхающего товарища по КВН и соседа по парте.
– Я танцую только с мячом на поле, – вяло парировал он, маскируя граничащее с паранойей стеснение показным равнодушием к теме танцев. Приобрел он эту боязнь давно, и память услужливо подкинула еще одну яркую картинку: детский сад, ему вручают привередливо скуксившуюся девочку в розовой пачке и чешках и заставляют под музыку ходить по кругу. От волнения потеют ладошки. Про то, чтобы попасть в ритм, не может быть и речи… Он даже дышал нерегулярно! Но это было начало, дальше – хуже. Ему велели положить руки несмеяне на талию. А затем двигаться в темпе вальса. Конечно, он и думать не мог о каких-то раз-два-три! Конечно, он наступил ей на ногу. Да и позже, как подсказала память, в то время, когда многие его одноклассники с упоением погружались в мир школьных дискотек, полных дешевого алкоголя, легких наркотиков и подросткового разврата… Обычно, вспоминая о тех годах, принято говорить “ничего не помню, но было круто”, но ему действительно нечего было помнить – за все школьные годы Лёня ни разу не был замечен в клубах и не употреблял спиртного.
Конец ознакомительного фрагмента.