Первый среди Равных
Шрифт:
«Золотая молодёжь» Фрерона была поставлена под ружьё; раздали оружие и наиболее «надёжным» представителям секций, иначе говоря собственникам.
И всё же вряд ли это помогло бы тальенам и фреронам, если бы повстанцы были организованы и имели опытных вождей. Но вожди томились в тюрьмах или коротали дни в изгнании; отсутствие же руководства не могло не сказаться на общей организации парижских борцов за права и за улучшение жизни народа.
Уже до прихода решающего дня его можно было предсказать.
Столица
Секции резко разделились на два лагеря: рабочие, возглавляемые Сент-Антуанским предместьем, готовили грозную петицию, буржуазные же районы сразу и недвусмысленно заявили о своей солидарности с Конвентом. Кое-где заранее побывали монтаньяры, призвавшие секционеров оказать поддержку делу свободы.
С раннего утра 12 жерминаля санкюлотские секции и предместья были на ногах. Толпы рабочих и ремесленников, мужчин и женщин окружили Конвент и потребовали, чтобы их пропустили в зал собраний.
Термидорианцы растерялись, несмотря на то что они загодя готовились к встрече с петиционерами.
После короткой заминки, не отваживаясь противиться манифестантам, они выполнили их требование. Робость Конвента особенно увеличилась потому, что его верные стражи, «молодцы Фрерона», вчера ещё очень храбрые и решительные, сегодня вдруг куда-то исчезли.
Но манифестанты не собирались использовать замешательство своих врагов.
Это было самое «мирное восстание», какое можно себе представить.
Великое множество людей, неся плакаты и транспаранты, торжественно продефилировало через зал собраний. Оратор повстанцев, спустившись к решётке Конвента, прочитал текст петиции. Но оратора никто не слушал. В зале стоял невообразимый шум. Несколько депутатов, покинув свои места, присоединились к народу и стали с ним брататься. Другие тут и там уговаривали петиционеров, давали им обещания и умоляли, чтобы те, во избежание излишней сутолоки и чрезмерного скопления людей, не задерживались в зале.
Уговоры были излишни: считая, что задачу свою они выполнили и цели достигли, санкюлоты начали разбредаться.
Этим дело и обошлось; на следующий день лишь кое-где в предместьях можно было увидеть небольшие толпы людей. Генерал Пишегрю, которому Конвентом было поручено «навести порядок», навёл его без большого труда. Только после этого струхнувшие было «мюскадены» повыползали из своих убежищ.
Нечего и говорить, что требований рабочих никто выполнять не собирался.
Однако, если термидорианцы полагали, что на этом всё кончилось, они глубоко заблуждались. 12 жерминаля произошла лишь своего рода генеральная репетиция «мирного восстания». Само же восстание началось полтора месяца спустя. И здесь хозяевам Конвента не удалось так быстро и безболезненно «навести порядок». Какое-то время казалось, что и само их существование висело на волоске.
За эти полтора месяца кризис расширился и углубился. Падение курса ассигнатов превращало деньги в простые бумажки. Цены на все продукты
Беспомощные попытки Конвента лишь обостряли кризис. То выдвигался проект полной ликвидации ассигнатов; то вносилось предложение взыскивать государственный долг натурой; то устраивались лотереи, выигрыши в которых погашались за счет имущества эмигрантов. Снова открыли биржу, но это облегчило грязные махинации скупщикам и спекулянтам.
Богатые фермеры, всё более наживаясь на росте цен, не желали везти зерно и муку в голодающий Париж. Конвент создал специальную комиссию во главе с Баррасом, которая должна была обеспечить подвоз хлеба в столицу. Но комиссия ничего не добилась — ходили слухи, что её члены столковались со спекулянтами — и хлебный паёк быстро уменьшился до двух унций, да и те выдавались нерегулярно. Зато именно под предлогом подвоза продовольствия, требующего серьёзной охраны, Париж окружался войсками. Не надеясь больше на «молодцов Фрерона» и чувствуя приближение нового взрыва, Конвент провёл чистку генерального штаба и принял декрет о сформировании конной гвардии в 2400 сабель.
Было ли новое восстание подготовлено, или же оно оказалось стихийным? Впоследствии, поскольку правительству так и не удалось разыскать «коноводов», пропагандировалось второе мнение. Оно стало традиционным.
Но Лоран-то хорошо знал, что всё обстояло иначе. У повстанцев был, правда немногочисленный и не очень согласовывавший свои действия, комитет на улице Монтаргей. Затем он перенёс заседания в ратушу. Лорану было точно известно, что в состав комитета входил Клод Фике, будущий участник «Заговора Равных».
Именно этот комитет назначил день и час восстания. Он же накануне составил и опубликовал манифест, озаглавленный: «Восстание народа в целях получения хлеба и завоевания своих прав».
И этот же комитет широко распространял среди населения последний номер газеты Бабёфа, материал которого должен был сыграть роль искры, брошенной в пороховой погреб…
Восстание началось 1 прериаля (20 мая) в 5 часов утра. Ударил первый набатный колокол. Ему сразу же начали отвечать в разных районах Парижа — народ заранее овладел колокольнями главных церквей.
Около девяти утра санкюлоты предместий Сент-Антуан и Сен-Марсо, распределив припрятанное оружие, двинулись к центру города. Их примеру последовали другие районы. Повстанцы занимали административные здания и кордегардии. На стенах домов расклеивали вчерашний манифест и 31-й номер «Трибуна народа». Затем повстанческая армия в сопровождении пушек устремилась к Конвенту…
Бросалось в глаза: с самого начала, в отличие от жерминальского, это восстание носило несравненно менее «мирный» характер…