Первый среди Равных
Шрифт:
— Зря вы его так, — сказал Гракх, когда они остались вдвоём. — Сильвен создал отличное произведение. «Манифест» написан с большим чувством и способен зажечь народ.
— Но позволь, ведь он действительно содержит серьёзные изъяны!
— Изъяны, изъяны… Чепуха. Насчет искусств можно убрать, а с государством вы явно перегнули палку. Вы обвиняете его в том, в чём он вовсе не повинен.
— Но конституция 1793 года…
— Он восхваляет её. Пусть «сквозь зубы», как сказал Антонель, но восхваляет. И потом…
Прежде чем продолжить свою мысль, Бабёф помолчал. Буонарроти не нарушил молчания.
— По большому
— Республиканские учреждения?
— Несомненно. Они гораздо важнее любых, самых лучших, конституций… Но это длинный разговор, и сейчас ему не место… У тебя сейчас другая забота — изложение нашей доктрины. Ну что ж, благословляю тебя… Что же касается «Манифеста» Марешаля, то, я уверен, он принесёт большую пользу…
Буонарроти выполнил порученное ему задание. В результате появился «Анализ доктрины Бабёфа», утверждённый Тайной директорией как официальная декларация Равных.
Гораздо более сухой, чем «Манифест» Марешаля, «Анализ доктрины Бабёфа» был составлен в виде отдельных статей с разъяснениями, понятными для простого читателя; по существу, в нескольких тезисах здесь давалась вся программа заговора.
Эта прокламация распространялась и расклеивалась по городу уже 20 жерминаля (9 апреля).
Марешаль не слишком опечалился частичной неудачей с «Манифестом». Он взял реванш как поэт, создавая песни, которые вскоре стали весьма популярными среди обитателей рабочих кварталов Парижа.
Особенно охотно исполнялась «Песнь предместий»:
Народ, лишённый прав своих, Ты, мучим голодом, притих И только стонешь, бедный. Меж тем как наглый мироед, Тобой щадимый много лет, Возносит клич победный.Другие песни прославляли мучеников 9 термидора и призывали к восстанию:
Зачем народ — рабы труда, А те пируют без заботы? Зачем богатство и нужда? На бой вставайте, санкюлоты!Эти песни, впервые исполненные Софи Лапьер в кафе Кретьена, тут же подхватывались и разносились по городу, вызывая растерянность полиции и тайных соглядатаев
В конце жерминаля IV года могло показаться, что во Франции существуют одновременно два правительства.
Одно заседало во дворце, другое — в подполье.
Одно имело к своим услугам аппарат чиновников, армию, полицию, тюрьмы; главной опорой другого было общественное мнение.
Одно, бывшее во всеоружии, трепетало от страха; другое, вооружённое лишь правотой своего дела и надеждами, отличалось бесстрашием.
Одно защищало интересы крупных собственников — новых помещиков, промышленников, богатых рантье, финансистов, негоциантов; другое взяло на себя заботу о бедняках.
Первое называлось Исполнительной директорией или просто Директорией; второе стало известно патриотам под именем Тайной директории или Директории общественного спасения.
Две Директории, словно два утёса, стояли друг против друга, грозя обвалиться и под своей массой похоронить останки противника.
Так представлял себе дело Гракх Бабёф; так казалось и его восторженным приверженцам.
Ныне, тридцать лет спустя, биограф Бабёфа понимал, что всё обстояло не совсем так: заговорщики, чрезмерно увлечённые своей мечтой и слишком ободрённые своими первыми успехами, преувеличивали свои возможности.
И тем не менее дело зашло действительно слишком далеко, чтобы считать его, как кое-кто думал, «фантазией нескольких не в меру разгорячённых голов».
Дело было достаточно серьёзным.
Правительство Директории было крайне обеспокоено происходившим в столице.
Толком никто не знал ничего, но все чувствовали: что-то готовится.
И главное — правители во всём угадывали руку неуловимого Бабёфа, повсюду видели его характерный почерк. А с конца жерминаля сообщения полицейских агентов запестрели его ненавистным именем.
«…В Антуанском предместье собралась большая толпа вокруг афиши, озаглавленной «Анализ доктрины Бабёфа». Рядом та же афиша, но мелкого формата читалась какой-то женщиной, у которой она не без труда была отобрана нашим человеком…»
«…«Анализ доктрины Бабёфа» читается под аплодисменты слушателей, преимущественно рабочих; прокламация эта оживлённо обсуждалась в течение вчерашнего дня, новые экземпляры были вывешены сегодня ночью…»
«…В кафе распевают некую «Песнь предместий»; на рынках находят всё новые экземпляры «Анализа доктрины Бабёфа»…»
Имя Бабёфа с надеждой произносилось и в армии, а Полицейский легион, ведавший охраной Законодательного корпуса, был настолько распропагандирован агентами Равных, что в рядах его прямо говорилось о неизбежности и благодетельности государственного переворота.
В ответ на пропаганду бабувистов правительство пыталось оглушить народ контрпропагандой.
25 жерминаля (14 апреля) один из директоров, Ларевельер, составил прокламацию, которая была разослана по всей Франции. Заговорщики обвинялись в том, что они «хотят провести в жизнь ужасный кодекс 1793 года, осуществить раздел собственности, даже самых мелких хозяйств», и будут добиваться этого, «вновь воздвигнув эшафоты». Конечно же господин директор утверждал, что «дезорганизаторы» подкуплены «английским золотом».