Первый среди Равных
Шрифт:
В этом смысле решающая роль принадлежала итальянской кампании 1796–1797 годов.
При подготовке этой кампании и возник «казус Буонарроти».
Однажды, ещё зимой, его навестил Саличетти.
Кристофор Саличетти был человеком необычной судьбы. Земляк Бонапарта, пылкий, энергичный, изворотливый, он сделал большую революционную и политическую карьеру. Адвокат по профессии, публицист по призванию, администратор и организатор по всему своему внутреннему складу, избранный в 1789 году в Генеральные штаты от Корсики, Саличетти стал депутатом Учредительного собрания
И вот он снова возник перед своим прежним соратником.
Буонарроти не скрыл удивления.
— Ну, старый товарищ, — сказал Саличетти, обнимая его, — рад наконец увидеть тебя. Несу радостную весть: будем опять вместе.
Филипп отпрянул.
— Что значит «вместе»? Ведь ты, если не ошибаюсь, на службе у Директории?
— Именно Директория и приглашает тебя на государственную службу. Не без моей протекции, разумеется. Ты получаешь весьма ответственную должность.
Лицо Буонарроти отразило недоверие и брезгливость.
— Это вздор. Я не стану сотрудничать с презренными политиканами, о свержении которых только и помышляет всякий честный человек.
— Понимаю, что не вхожу в категорию твоих «честных людей». Но послушай, честный человек, ты помнишь основной тезис святых отцов из ордена иезуитов?
— Цель оправдывает средства?
— Именно.
— Прекрасный тезис.
— В зависимости от того, к чему его применить. Но хватит пустой болтовни. Прежде всего, да будет тебе известно, что я, вопреки всем твоим прозрачным намёкам, отнюдь не считаю себя бесчестным. И тоже не жалую нынешнее правительство. И точно такой же патриот, как и ты. С этого, собственно, и надо было начать.
И Саличетти раскрыл другу причину своего посещения.
Счастливый исход войны с Пруссией и Испанией не уменьшил опасности, грозившей Франции со стороны Англии и Австрии. Правда, Англия, бывшая на пороге экономического и финансового кризиса, временно выбывала из игры; зато австрийское правительство, не признавшее Базельского договора, усиленно бряцало оружием и уклонялось от мирных переговоров. Чтобы заставить Австрию пойти на уступки, правительство Директории решило действовать силой. По совету генерала Бонапарта главный удар было решено нанести в районе, наиболее болезненном для Австрийской империи, в многострадальной Италии, давно тяготившейся ненавистным австрийским игом. Вот тогда-то деятели Директории и вспомнили о Саличетти, превосходно знавшем язык, нравы и чаяния жителей Апеннинского полуострова, а Саличетти в свою очередь рекомендовал испытанного товарища, мечтавшего об освобождении своей родины.
— Таковы события, — закончил новоиспечённый комиссар будущей Итальянской армии, — приведшие меня в твою конуру. Полагаю, отказываться от столь соблазнительной возможности было бы безумием…
Взвесив всё, Буонарроти решил использовать ситуацию ради подлинного освобождения своих земляков.
Человек
Это было вовсе не то, чего желали правители Франции.
Но в результате совещаний между Буонарроти и министром иностранных дел Делакруа появился мемуар, в котором опытный итальянский революционер сумел изложить проблему столь убедительно, что сановники Директории не нашли возражений. Согласно планам Буонарроти французы должны были войти в Италию только как друзья итальянского народа, в противном случае их неизбежно ждало поражение.
Генерал Бонапарт, назначенный командующим Итальянской армией, поддержал мемуар Буонарроти.
В конце концов министр иностранных дел вполне официально предложил Буонарроти ответственную миссию при армии Бонапарта.
Предложение было сделано 7 жерминаля, за три дня до вступления Буонарроти в Тайную директорию общественного спасения.
Хотя Бабеф и Буонарроти. в это время встречались редко, руководитель «Заговора Равных» знал всё о ходе итальянских переговоров. До поры до времени он никак не высказывал своего мнения по этому делу. Но Буонарроти показалось, что друг его стал относиться к нему холоднее, чем прежде.
Когда, получив назначение, новый комиссар Директории восторженно сообщил об этом Гракху, тот окинул его ледяным взглядом.
— Что ж, поезжай, — сказал он. — Поезжай, если ты ничего не понял.
Буонарроти оторопел.
— А что, собственно, я должен был понять?
— Не намерен вдаваться в пространные разъяснения. Задам лишь один вопрос: француз ты или итальянец?
— Ты же знаешь: я французский гражданин, итальянец по рождению.
— Французский гражданин… Так вот, ты прежде всего гражданин. А раз так, то тебе не следовало бы пускаться в сомнительные авантюры… Разве тебе не ясны подлинные планы Директории? Разве ты не разглядел ещё генерала Бонапарта? Разве не понимаешь, что все эти господа готовятся к очередной аннексии и выкачиванию средств из твоей родины?
— Прекрасно понимаю. Но понимаю также и то, что кампанию можно использовать и в благих целях.
— В благих целях… Когда-то я называл подобную политику «макиавеллизмом правого дела». Но потом отказался от неё. Двойная игра никогда не приводит к добру. Впрочем, главное не в этом. Если даже допустить, что всё обстоит действительно так, как ты думаешь, есть более существенные обстоятельства, запрещающие тебе принимать опрометчивое решение.
— Какие же?
Бабёф ответил после некоторого раздумья:
— Я не хотел высказываться яснее. Но кое-что, видимо, всё же необходимо разъяснить — без этого не обойтись… Пойми, гражданин вселенной, что сейчас судьбы мира решаются во Франции. Наша Великая революция открыла новую эру в истории человечества. То, что готовимся сделать мы, завершит дело революции и даст всем людям труда благоденствие и подлинное счастье. Если мы победим, будет свободной и Италия. Но для этого сначала нужно добиться успеха на главном направлении и не распылять наши силы.