Первый среди Равных
Шрифт:
— И не надейся. Я пойду по своим делам, ты и так отнял у меня уйму времени. А Роша тебе придётся подождать на улице.
Пропустив полицейского, Бабёф запер дверь и стал спускаться с лестницы. У выхода из подъезда он попытался обогнать сутулого, но тот, готовый к этому, схватил его за воротник. Бабёф резко оттолкнул шпика, дал ему подножку и, оставляя в руках преследователя ворот своего камзола, рванулся вперёд.
Предместье Оноре выглядело безлюдным.
«Это хорошо», — подумал Бабёф и припустился бежать.
Ошарашенный
— Стой! — наконец закричал он и сломя голову бросился за убегавшим.
Бабёф нёсся, не чувствуя под собою ног; расстояние между ним и его преследователем всё увеличивалось.
— Держи его! Держи вора! — надрывался полицейский. «Некому держать, не поймаешь». Бабёф уже чувствовал себя спасённым, как вдруг на пути его показалась группа бедно одетых людей; то были грузчики, возвращавшиеся с рынка.
«Всё, — подумал Бабёф, — на этот раз мне, видно, не уйти».
И правда, несколько дюжих рук вцепились в его платье.
— Друзья, — воскликнул он, — не верьте этому негодяю. Я не вор. Я — журналист, Гракх Бабёф.
— Бабёф? — удивился один из санкюлотов. — Ты Гракх Бабёф?
— Да это же редактор «Трибуна народа», наш защитник, — крикнул второй. — Он всегда выступает за нас! А ну, быстрей, прикроем его!
Преследователь приближался. Он был уже рядом. Но санкюлоты, пропустив Бабёфа, сомкнулись перед полицейским.
— Не так быстро!
— Сам ты, как видно, вор!
«Спасён», — подумал трибун. Он бросился в открытую калитку, пробежал через проходной двор и очутился в тихом, хорошо знакомом переулке.
И правда, он был спасён. Но не это особенно взволновало и обрадовало его. Он вдруг понял, что его знают, любят и готовы защитить чужие, незнакомые люди.
А это говорило о многом.
Прежде всего о том, что можно начинать готовиться с надеждой на успех.
Беглец укрылся на квартире Дарте. Потом друзья нашли ему более безопасное убежище в бывшем монастыре Успения.
Итак, трибун Гракх недолго пользовался благами легальной жизни: всего сорок шесть дней.
Но эти полтора месяца он использовал с предельной полнотой.
Нет, Бабёф не горевал, что опять начиналось подполье: он шёл на это с открытыми глазами.
И он верил: дальше пойдёт всё как надо, заговор будет организован, и Равные добьются победы.
Как и предвидел Бабёф, его статьи всколыхнули патриотов. Все те, кто создавал первые ячейки борьбы в тюрьмах Франции, все прежние активисты народных обществ потянулись к факелу, зажжённому «Трибуном народа». И хотя сам факельщик временно выбыл из боевых рядов, Буонарроти и Дарте удалось организовать новое собрание.
Патриоты собрались на квартире у Буэна.
Среди участников встречи находился весь цвет политических заключённых III года. Здесь были Буонарроти, Жермен, Дарте, Массар, Жюльен, Бертран, Треншар, Бодсон и многие
Бывшие арестанты Боде и Плесси вспоминали свои мечты и клятвы, вновь пели революционные песни, которые когда-то звучали в тесных камерах; сердца проникались надеждой на прежнее единство. Было решено провести более многолюдное собрание в месте, достаточно подходящем по размерам и свободном от бдительного полицейского надзора.
После упорных поисков нашли заброшенный сад прежнего монастыря Женевьевы на холме того же имени. Один патриот, арендовавший часть монастырских зданий, предоставил своим единомышленникам бывшую трапезную; позднее они стали собираться в подвале монастыря.
Шутники, последыши «мюскаденов», обыгрывая имя патриота — Кардино и название площади, где утвердилось Общество, — Эстрапад, [25] не раз зубоскалили:
— Поглядите-ка на это сборище кардиналов с площади виселиц!..
25
Estrapade — дыба, виселица (франц.)
В действительности же «сборище» именовало себя «Обществом друзей Республики» или, ещё чаще, поскольку площадь Эстрапад находилась близ Пантеона, «Клубом Пантеона».
Под этим последним именем оно и вошло в историю.
Зима IV года Республики.
Это было время бурного подъема общественной жизни в столице и в провинции.
В полный голос наконец заговорила демократическая пресса.
Марк Антуан Жюльен с благословения Бабёфа основал новую газету — «Плебейский оратор».
Лебуа, с которым некогда Бабёф делил камеру в аррасской тюрьме Боде, с успехом выпускал своего «Друга народа», напоминавшего читателям о традициях Марата.
Бывший маркиз Антонелль, при якобинцах член Революционного трибунала, содействовавший осуждению жирондистов, а ныне один из соратников Бабёфа, продолжал издание «Газеты свободных людей».
Сам трибун Гракх с помощью Симона Дюпле приступил к созданию листка «Просветитель народа», рассчитанного на широкие слои читателей-санкюлотов.
Вновь оживились затихшие было в эпоху «мюскаденов» собрания на площадях, в парках и в кафе.
Амнистия 4 брюмера, освободившая от проскрипций «террористов», возбудила общественную деятельность сотен демократов II года; среди них вновь стали выделяться многие лидеры бывшего Революционного правительства. Если Колло д'Эрбуа умер в далекой Гвиане, а Бийо-Варенн остался навсегда в Новом Свете, то двое остальных из «большой четвёрки», осуждённой после событий жерминаля, вдруг выплыли на свет божий: Бертран Барер успешно агитировал в южных департаментах, а Марк Вадье, покинув своё убежище, стал некоронованным королем демократических кофеен столицы.