Первый среди Равных
Шрифт:
2. Имело ли место подобное подстрекательство в виде печатных произведений?
Всем было ясно, в кого метили эти два вопроса. Поскольку отрицать очевидное было невозможно, присяжные утвердительно ответили на первый вопрос, признав виновными девятерых обвиняемых, в том числе Бабёфа, Дарте, Буонарроти и Жермена. Однако, понимая, к чему подобное решение может привести, присяжные тут же добавили, что были смягчающие обстоятельства.
Это значило, что смертного приговора не будет.
По второму пункту, поскольку
И торжествующий суд приговорил Бабёфа и Дарте к смерти.
Семеро обвиняемых «со смягчающими обстоятельствами» — Буонарроти, Жермен, Казен, Моруа, Блондо, Менесье и Буэн (двое последних — заочно) — были обречены на ссылку.
Всех остальных, «за отсутствием доказанности обвинения», пришлось оправдать.
Да, защитительная речь трибуна Гракха спасла почти всех обвиняемых. Не спасла она только самого трибуна и непримиримого Дарте.
Приговор был вынесен 7 прериаля (26 мая).
Но ещё накануне он написал прощальные письма Феликсу Лепелетье и семье.
В письме к другу он не скрыл обуревавших его чувств. «Не знаю, но я не думал, что мне так трудно будет расставаться с жизнью. Что ни говори, но природа всегда берёт свое. Философия даёт нам некоторое оружие, чтобы справиться с ней, но приходится всё же отдать ей дань. Однако я надеюсь сохранить достаточно сил, чтобы встретить свой последний час как подобает; но не надо требовать от меня большего»…
Тяжело умирать в тридцать шесть лет, когда впереди могла быть целая жизнь…
Письмо семье полно нежных забот, глубокой грусти, тревоги за судьбу революции и уверенности в своей правоте: «Не думайте, будто я сожалею о том, что пожертвовал собой во имя самого прекрасного дела; если бы даже все мои усилия оказались бесполезными для его осуществления, я выполнил свой долг… Прощайте. Меня связывает с землёй лишь тонкая нить, которая завтра оборвётся. Это неизбежно, мне это совершенно ясно. Надо принести жертву. Злые люди оказались сильнее, я уступаю. Приятно, по крайней мере, умирать с такой чистой совестью, как у меня…»
Он знал, что умрёт.
И всё же какая-то тень надежды сохранялась у него до самого последнего момента…
…Зал был переполнен людьми. И разными чувствами — от затаённой боли до
Сегодня здесь собрались все — друзья и враги.
Сегодня заканчивался последний акт многомесячной трагедии.
…Председатель прочитал вердикт присяжных.
Упала гнетущая тишина.
Председатель, после минуты молчания, приказал, чтобы оправданные были немедленно освобождены.
Остальных — их было семеро — вводили по одному.
Бабёф появился первым, за ним — Дарте и Буонароти.
Бабёф пытливо посмотрел на Реаля.
— Не скрывай от меня. Я вижу: смерть?
— Присяжные обвинили тебя без смягчающих обстоятельств.
Бабёф изменился в лице.
— Как, после всех моих аргументов они всё же заявили, что заговор существовал?
— Нет, твои аргументы оказались непоколебимы. Ты доказал им, что заговора не было. Они осудили тебя на основании закона 27 жерминаля.
— Но ведь закон этот потерял силу! [27] Могу я взять слово?
— Конечно.
Бабёф посмотрел на Реаля долгим взглядом:
— Нет, я не стану говорить. Присяжные не проявили справедливости, нечего ждать её и от судей. Они давно решили убить меня. — Он горько улыбнулся: — Смерть за статьи и год тюремного заключения для уличённых в заговоре роялистов… О чём же здесь ещё толковать?…
27
Согласно конституции III года любой чрезвычайный закон сохранял силу только в течение одного года.
Он отказался от последнего слова. После короткого совещания суда председатель огласил приговор.
В зале началось смятение.
Буонарроти воскликнул:
— Народ, ты видишь, как судят твоих друзей! Заступись же за своего трибуна!
Напрасный призыв: лес штыков преграждал путь к барьеру.
Почти одновременно раздались два одинаковых выкрика:
— Да здравствует Республика!
Бабёф, обливаясь кровью, упал на руки Реаля; Дарте пошатнулся и свалился на пол.
…Они решили умереть смертью «последних монтаньяров». Накануне смастерили ножи из тюремных подсвечников. Но самодельное оружие не достигло цели: «кинжал» Бабёфа сломался у самого сердца; не более удачливым был и Дарте.
Полумёртвые, они провели свою последнюю ночь в агонии, страдая от ран.
Их гильотинировали на заре 8 прериаля V года Республики (27 мая 1797 года).
На площадь Арм, где совершалась казнь, их, обессилевших от потери крови, несли на руках.