Первый ученик
Шрифт:
— Давайте задачи.
— Не хочу задачи, сначала хочу стихи, — упрямо сказал Коля. — Стихи-хи-хи…
— Николай, не дурачься! — заметил из соседней комнаты папа. — Вы с ним, мосье Лебедев, построже.
Коля показал в сторону папиной двери язык. Лебедев покачал головой.
— Нехорошо! — сказал он.
Коля тихо, чтобы не слышал папа:
— Ваше дело учить, а не воспитывать. Вам не за то деньги платят.
Лебедев вспыхнул. Так бы и съездил по физиономии заносчивого барчука, но… молнией пронеслось в голове:
— Вот, — сказал Коля, — стихи из Пушкина.
— Хорошо. Давайте книгу.
— Да я уже наизусть знаю. Стихи были заданы два дня назад.
И Коля начал:
В тот год осенняя погодаСтояла долго на дворе…Прочитал без запинки.
— Разберем, — сказал Лебедев. — «В тот год осенняя погода…» Где подлежащее?
— Постойте, — перебил Коля. — Я еще раз прочитаю наизусть. Можно?
Лебедев терпеливо выслушал.
— Хорошо, — сказал он. — Знаете твердо. Так где же подлежащее?
— Погода.
— Сказуемое?
— Стояла.
— Расскажите своими словами, о чем говорится в стихотворении.
— О погоде.
Лебедев пожал плечами.
— Какое время года описывается в стихах?
— Осень.
— Как же осень, когда в стихах говорится: «зимы ждала, ждала природа».
— Но ждала-то она ее осенью?
— Мало ли что.
Лебедев стал объяснять Коле, что стихи о зиме.
— Погодите, — сказал Коля. — Сейчас запомню. О зиме, о зиме, о зиме… Зима… Зима… Зима… Запомнил.
— Мало запомнить, надо понять, — стал раздражаться Лебедев. — «На стеклах легкие узоры». Что это значит?
Коля ответил:
— От мороза.
— Правильно.
— Хорошо, — сказал Коля. — От мороза, от мороза, от мороза. Запомнил. Стихи о зиме, о зиме, о зиме… Узоры от мороза, от мороза, от мороза. Теперь знаю, не собьюсь.
— Почему вы все долбите наизусть? — уже не скрывая раздражения, сказал Лебедев. — Надо же и головой соображать немножко.
— Мне так удобней, — ответил Коля. — Так я лучше уроки знаю.
«Ну и черт с тобой», — решил Лебедев. С досадой захлопнул книгу.
— Давайте алгебру.
Тут уж с зубрежкой было трудней. Коля пыхтел, краснел, морщил лоб.
А когда Лебедев ушел, Коля достал тетрадь, где уже набело были написаны решенные с репетитором задачи, и на всякий случай, для собственного успокоения, немножечко подолбил их по тетрадочке наизусть.
— А плюс Б минус Ц… равно… А, Б…
И так много раз, пока заснул.
А папа отложил в сторону газету и сказал маме:
— Завтра я выступаю в суде. (Папа был прокурор). Завтра я расправлюсь с этими агитаторами. Подумай, до какой дошли дерзости. Требуют! Рабочий день им сократи, штрафы им отмени…
— Алексис, — равнодушно перебила его мама, — а ведь наш Коля скоро именинник. Надо ему подарить что-нибудь хорошенькое. Что бы подарить? А?
— Да… Хорошо… Но я не о том. Пойми, я не зверь, я не против того, чтобы кое-что дать рабочему. Почему иногда не дать? Почему несколько не улучшить его жизнь? Но проси, а не требуй! Иди к хозяину и проси. А они что? Стачку затеяли, на заводе шум-гвалт подняли, в администрацию камнями швыряют. Укрывают подстрекателей. Это безобразие. Дикость. Беспорядки!
— Как это скучно, — зевнула мама. — Сколько же человек под судом?
— Трое. Двое рабочих и один без определенных занятий. Этакий весьма подозрительный тип!.. Профессиональный подстрекатель!..
— Подстрекатель? — удивилась мама. — Разве есть такая профессия?
— Есть, — сердито встал из-за стола папа. — К сожалению, есть. Ссылают их туда (папа показал за окно, в темную ночь), а они бегут оттуда и снова за свое, за возмутительные прокламации, за стачки… Подпольные типографии устраивают…
— Боже мой, — сказала мама. — Какой ужас… Варя! — крикнула она. — Не забудьте завтра купить апельсинов к чаю.
Вздохнула и встала.
— Поздно, — сказала она. — Спокойной ночи, Алексис. Я пойду.
Вскоре все в доме уснули…
Не спал лишь папа. Он в своем кабинете. Сидит и внимательно перелистывает бумаги. Он готовится. Завтра надо энергично выступить в суде: быть твердым и говорить красиво. «Надо упечь непокорных в Сибирь, — думает он, — а может быть, и подальше».
— Да… — улыбается папа. Его речь будет записана. Ее прочтут папины начальники и, кто знает, быть может, наградят еще одним орденом…
«В ТОТ ГОД ОСЕННЯЯ ПОГОДА…»
Звонок.
Распахнуло, как ветром, все восемь дверей. Из классов хлынули гимназисты. Старшие шли степенно — парами, одиночками, младшие — беспорядочной гурьбой. Не успели преподаватели скрыться в учительской, как начались писк, визг, драка и беготня.
Попочка без устали метался по коридору, хватал то одного, то другого за ухо и ставил к стене. Не прошло и трех минут, как вся стена украсилась вереницей наказанных. Среди них первым был поставлен, конечно, Самоха.
Однако ему неплохо.
Вот идет мимо Алешка Медведев. В руках — кусок булки. Поравнявшись, он молча отламывает добрую половину.
Самоха доволен. Набил щеки, стоит жует, улыбается, корчит рожи.
Подходит Коряга.
— Уже? — спрашивает он сочувственно.
— Уже, — отвечает Самоха. — Стою, выстаиваюсь.
— Постоять с тобой вместе?
— Нельзя! — подбегает Попочка. — Нельзя стоять с наказанным рядом.
— Я тоже наказанный, — врет Коряга. — Афиноген Егорович еще на уроке сказал, чтобы я на перемене к стене прилип.