Первый удар. Книга 2. Конец одной пушки
Шрифт:
Ехать становится легче, но не успевает Анри проделать и двадцати метров, как в глаза ему бьет ослепительный свет автомобильных фар. Машина останавливается перед самым его носом, начинает вовсю сигналить, и мужчина, сидящий за рулем, кричит: «Господин Леруа! Господин Леруа!» Анри уже ловко обогнул машину, собираясь продолжать свой путь, но его останавливает знакомый голос:
— Господин Леруа!
Анри слезает с велосипеда и подходит. В автомобиле сидит доктор Деган.
— Очень рад, что вас встретил, — говорит доктор. — Мне надо с вами побеседовать.
Анри тоже считает, что доктор встретился очень кстати: у сынишки все еще болит рука.
— Так поздно? — спрашивает он.
— «Смелый мрака не боится!»
И Анри
— Я еду домой, — отвечает Анри, невольно улыбаясь. — Если только мне удастся доехать! Снегу-то сколько навалило! Прямо как на северном полюсе. А тут еще тащись с багажом! — и Анри показывает сумку. — Да и мороз какой…
— Поедем вместе. Хотите? — спрашивает доктор. — Дайте-ка сюда вашу сумку… Влезайте. Садитесь рядом со мной, а велосипед будете держать через дверцу.
— Да он поцарапает машину…
— Держите осторожно… Прижмите колесо к крылу… Мы поедем не спеша.
Был еще один выход: снова разбудить Констанс и оставить у нее велосипед до утра, но завтра изволь-ка идти за ним пешком, да и Констанс теперь, пожалуй, «разгрохочется»…
В машине уютно, приятно пахнет новой кожей, хорошим табаком, бензином… приветливо светится циферблат, ласковое мурлыканье мотора слегка заглушает голоса. Здесь неплохо вести беседу. Мешает только высунутая на мороз рука, которая держит велосипед, — как будто она отрезана от тела и велосипед держится сам по себе… Досадно, что придется сделать крюк: на канале сооружают шлюз (за этим тоже что-то кроется) и теперь заставляют машины ехать в объезд — вдоль берега, в сторону авиазавода. Тут раскинулся разрушенный поселок; между развалинами тянется узкая улица без тротуаров, похожая на проселочную дорогу. Немцы залили ее цементом прямо по траве, оставив все ямы и кочки. В такой поздний час мало кто ездит в сторону водокачки и бывшей школы. Снег лежит здесь нетронутой белой пеленой, и дороги не видно. Не проехали и ста метров — и уже оказались в открытом поле. Машина шла наугад, как слепая. Очень скоро потеряли дорогу, и колесо попало в рытвину.
— Может быть, вам лучше прямо домой поехать? — предлагает Анри. — Мы обсудим… словом, побеседуем в другой раз.
Но он еще не знает доктора! Другого такого упрямца, как Деган, трудно встретить. Он готов бороться с любым препятствием, любым затруднением, ради одного только удовольствия побороться, даже если это и не нужно, словно отвечает на какой-то вызов. Поэтому он и питает пристрастие к тяжелой атлетике. Недюжинная его физическая сила ищет выхода. Для него истинное наслаждение, сжав зубы, своротить с места или поднять какую-нибудь тяжесть… Конечно, сейчас куда благоразумнее было бы повернуть назад, чем ехать дальше по голому полю, где все сбивает с толку — и белый снег, и ночная тьма, а ориентирами служат только огни аэронавигационных антенн на испытательной станции, оставшиеся позади, спокойный гул океана — слева, огни мола — впереди, а за округлой линией берега — большой вращающийся маяк, который нисколько не помогает и даже путает; только тебе покажется: вот нашел верное направление, как вдруг блеснет луч маяка — и пропала иллюзия.
— Был бы у нас фонарь, — сказал Деган, — мы бы нашли дорогу. А фары светят только вперед — видите? — куда-то в пространство.
— Можно моей динамкой воспользоваться, — ответил Анри. — Он чуть было не разозлился на упрямого Дегана, да подумал, что одному ехать было бы еще хуже.
— Правильно! — воскликнул доктор.
Анри ставит велосипед на дыбы, крутит рукой переднее колесо и пробует при помощи своего фонарика найти дорогу. «Вот бы кто посмотрел на нас! — думает он. — Сказали бы: «Тоже! Нашлись умники!» При каком-нибудь товарище он и высказал бы эти мысли вслух, но доктор-то, пожалуй,
Дорога найдена. Задний ход, поворот в сторону — и машина медленно двинулась дальше.
— Теперь надо держаться начеку, — говорит Деган. — А то опять потеряем эту чортову дорогу!
Это было сказано с таким азартом, что Анри удивленно взглянул на своего спутника при свете скользнувшего луча далекого маяка. Ясно: у солидного доктора Дегана сохранилась детская страсть к приключениям, к отважным подвигам. Сейчас она проснулась в нелепом и бесцельном приключении, но могла бы найти лучшее применение…
Пришлось еще три раза останавливаться и вертеть колесо велосипеда: один раз искали дорогу и дважды проверяли, не сбились ли опять.
Ну и доктор Деган!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Визит доктора
Когда показалось, наконец, здание школы, и машина поехала вдоль колючей проволоки, окружавшей склад, Анри с удивлением обнаружил, что в его окнах нет света, зато уже издали были видны ярко освещенные окна пивной «Промочи глотку». Значит, собрание до сих пор еще не кончилось.
— Ручаюсь, что жена все еще там, — сказал Анри.
Доктор в свою очередь удивленно посмотрел на него.
— Да не в пивной, а на собрании! — пояснил Анри, поняв изумленный взгляд Дегана. — Только и всего.
— То-то. А я уж удивился! Зайдемте, посмотрим?
Собрание кончилось час тому назад, но затем последовало неофициальное его продолжение — оживленное обсуждение вопросов. Пора было, кажется, и разойтись по домам, но почти никто не ушел. Одни столпились у стойки, другие сели за столики, заказали по стакану вина, а многие и ничего не заказали, и все начали высказывать свое мнение. Сперва беседовали кучками в два-три человека, потом голоса зазвучали громче и разговор стал общим. То и дело окликали друг друга:
— Послушай, Гиттон, ты что об этом думаешь?… А вы, господин Турнэ?
Больше всего говорили члены президиума — Полетта и все остальные, но главным образом Полетта. Ее окружили женщины, взволнованные гораздо больше мужчин.
Анри с искренним любопытством наблюдал в окно за женой.
— Войдем же, — говорил доктор.
— Подождите! Сейчас, сейчас! — отвечал Анри.
Ему хотелось посмотреть на свою Полетту, пока она его не видит. «Интересно, как она говорит и действует, когда меня нет рядом. Вот молодец!» Все были так увлечены беседой, что не слышали рокота мотора, когда подъехал автомобиль. Полетта говорит и говорит. Слов ее за окном не слышно, но по лицам женщин, обращенным к ней, видно, что она говорит что-то хорошее, правильное. «Ну и Полетта… Молодец, моя Полетта! И какая красавица моя Полетта. Ей богу красавица! Ишь как оживилась, говорит горячо и все подчеркивает свои слова жестами». Жесты еще заметнее от того, что ее голоса почти не слышно. Анри с изумлением следил за движениями ее рук, удивительно белых при ярком освещении: руки Полетты танцуют — то расходятся в разные стороны, то снова сходятся, и пальцы то разжимаются, то сжимаются, то выделывают какие-то причудливые фигуры…
Но все изменилось, как только в дверь вошли Анри и доктор. Внимание собеседников сразу обратилось на них.
— Мне кажется, мы неплохо поработали. Вы согласны? — сказал Гиттон, обращаясь при первой фразе к Анри, а при второй ко всем присутствующим. И все с ним согласились.
Особенно рад был приходу доктора Турнэ. Правда, разговорами он был увлечен не меньше других, и ему совершенно не хотелось уходить, но все же, что там ни говори, а чувствуешь себя как-то неловко: кругом — рабочие, а ты ведь не из их среды. Крестьяне — другое дело. Во всяком случае он был тут единственным торговцем, и время от времени его охватывало сомнение: подобает ли ему здесь находиться. Появление Дегана, да еще в обществе коммуниста Леруа, с которым доктор, по-видимому, был в дружеских отношениях, успокоило Турнэ. Он подошел поздороваться с Деганом.