Первый удар. Книга 2. Конец одной пушки

Стиль Андрэ

Отношения между братьями все обостряются. В кабинете, отведенном для их совместной работы, Фредерик появляется только для того, чтобы обругать Алекса. Однажды у наследников чуть не дошло до драки, и разнимать пришлось рабочим — их было трое, и среди них Альсид. Они пришли по поручению всех рабочих завода для переговоров с дирекцией. «И надо же было! Явились как раз в такую минуту! Как будто учуяли, где у нас слабое место, и решили этим воспользоваться», — подумал Блан. Фрэдэ гораздо сильнее Алекса, однако Алекс всегда давал брату отпор и ни в чем ему не уступал. Упрямством и энергией он пошел в отца. Даже если бы Фрэдэ налетел на него с кулаками, еще не известно, кто победил бы, — тут ведь не только сила решает… Но старший уверен в своем преимуществе. Он кричал: «Заморыш! Вот скину с твоего носа очки и так тебя отделаю, что своих не узнаешь! Искры из глаз посыплются. Да еще напоследок отшлепаю, как мальчишку!..» После этого скандала старик Блан набрался

духа и решил вмешаться. Разыгралась ужасная сцена объяснения с сыновьями — точнее, с родным сыном и тем, другим. В результате Фредерик больше не появляется на заводе. По-видимому, ему в чем-то уступили — только оставь все заводские дела Алексу. И молодой хозяин сразу же ввел на производстве свои порядки.

Как уже было сказано, старика Блана рабочие видели очень редко. Алекс же не вылезает из цехов и разыгрывает из себя доброго хозяина. С трудом, но удерживается от соблазна украдкой последить за рабочими. И говорит всем: «Даже те, кто сейчас ленится, плохо работает, через год поймут, что я хочу сделать, и перейдут на мою сторону. Вы сами увидите, насколько повышение производительности выгодно и для вас…» Алекс подделывается в разговорах к рабочим, никогда им не противоречит. «Конечно, — заявляет он, — рабочие вправе иметь свои собственные убеждения. Я, слава богу, еще не сошел с ума и не жду, чтобы вы изменили эти убеждения, а просто хочу попытаться улучшить вместе с вами дела на заводе». И у этого самого Алекса даже какое-то странное отношение ко Всеобщей конфедерации труда. На зароде три четверти рабочих поддерживают Конфедерацию, и решительно у всех симпатии на ее стороне, за исключением десятка членов профсоюзов, которые входят в ФУ и в ФКТХ [9] . Старик-то как раз на них опирался. Шесть-семь человек из этого десятка просто введены в заблуждение, а остальные трое или четверо пресмыкались перед хозяином, доносили ему обо всем, что происходит в цехах. Алекс — человек практический. Он признает, что ВКТ пользуется доверием рабочих и, следовательно, надо с этим считаться. К раскольническим элементам он даже проявляет некоторое презрение. Впрочем, еще вопрос, отказался ли он от отцовских замашек. Может, и он исподтишка покупает предателей… Коммунистов ему, конечно, не одурачить, они относятся к нему прохладно: «Желаете пойти на некоторые уступки? Ну, что ж, пожалуйста. А во всем остальном — держи карман шире!» Но кое-кому из ребят он понравился, и они строят воздушные замки. Надо сказать, парень может вызвать некоторое уважение. Дело свое любит и знает, умеет обращаться почти со всеми станками, какие есть на заводе. А когда работает на токарном — любо посмотреть: повадки, как у заправского рабочего. Да еще этот Алекс знает все новейшие технические изобретения и рассказывает о них рабочим. А ведь металлисты какой народ? Мечтают встать за усовершенствованный станок, хочется им лучше и быстрее работать. И не все соображают, что их мечта о хороших машинах и хорошей работе может по-настоящему осуществиться только тогда, когда все будет изменено. Алекс подогревает эту мечту, показывает, как можно усовершенствовать действующие станки и что от этого получится. Он говорит: «Мне хочется все это заменить, улучшить орудия производства, облегчить ваш труд. Коммунисты правы, когда говорят, что увеличение производительности труда зависит не только от напряжения сил рабочих. Хотя вот в СССР… стахановцы…»

9

«Форс увриер» и «Французская конфедерация трудящихся христиан». — Прим. перев.

Что он там мелет о стахановцах? Разве у них такие условия? Они живут в СССР. В том-то и дело, что это СССР. Там рабочие на себя трудятся. А это все меняет… Какая-то каша в башке у этого Алекса… Но так как и у некоторых рабочих тоже путаница в голове, только на свой лад, то они слушают его, разинув рты. А он уверяет, будто восхищается всем, что делается в СССР. «Но у нас, — говорит он, — это невозможно, мы слишком большие индивидуалисты. Надо добиться тех же результатов, но приемлемыми для нас способами». Его любимый конек — «ассоциация труда и капитала». Коммунистам-то партия объяснила, что все это — штучки Петэна, де Голля и Франко, и стоило Алексу упомянуть о такой «ассоциации», они сразу разгадали его маневры. Он просто зубы заговаривает рабочим, чтобы их легче было обмануть. Но до того ловко ведет свою игру, что иной раз берет сомнение — может, и в самом деле верит… Как в тот день…

В тот день Альсид содрал себе ноготь с пальца на ноге, да еще так глупо — уронил на ногу два больших стальных кольца, которые собирался склепать… Глупо потому, что тут причина была не в темпах, как обычно. Может быть, все произошло оттого, что он нервничал: раздражало — зачем сзади стоит хозяин и смотрит. Да и вообще! Разве можно заставлять человека таскать такие тяжести!.. Должно быть, в первый

раз на глазах молодого хозяина произошел несчастный случай. А такие ранения всегда кажутся серьезнее, чем на самом деле. Во-первых, боль сразу отдает в колено, а иногда и в бедро. Даже сердце заходится; побледнеет человек — и лицо, и руки сделаются какие-то зеленоватые. Что и говорить — смотреть на это неприятно, не скоро к таким картинкам привыкнешь… Альсид работал в синих матерчатых туфлях; на раненой ноге туфель в один миг пропитался кровью, боялись, не раздробило ли всю ступню. Альсида стали разувать. Ноготь поплыл вместе с кровью, но одним краешком еще держался на пальце, и было страшно оторвать его неловким движением. Молодой хозяин побледнел не меньше Альсида, он хотел помочь, протягивал дрожащие руки. «Что делать?» — спрашивал он у рабочих. В подобных случаях рабочие лучше знают, что надо делать, — это уж известно. Алекс чувствовал себя мальчишкой среди взрослых людей.

Карета скорой помощи была в ремонте.

— Позвоните, чтобы прислали медсестру! — сказал кто-то.

Алекс вдруг забыл, что он хозяин.

— Скорее отведите его в мой кабинет, там лучше! — крикнул он и побежал к телефону.

Действительно, в кабинете тепло, проведено центральное отопление. Чтобы не запачкать натертый до зеркального блеска линолеум, под окровавленную ногу Альсида подостлали газету «Монд» [10] . Сжав зубы, Альсид молча глядел на свою ступню и на название газеты. Скоро приехала медицинская сестра; рабочие гуськом вышли из кабинета… Верону, секретарю ячейки, хотелось остаться, но ведь кому-то надо было в отсутствие Альсида разослать товарищей по цехам, чтобы они растолковали рабочим подоплеку этого несчастного случая. Тут есть общая черта с вопросом о темпах. Безобразие, что такие тяжести приходится таскать на себе. Случайность — это отговорка. На производстве в каждом несчастном случае дело не только в невезении…

10

Газета финансовых дельцов, промышленников и высокопоставленных чиновников. — Прим. перев.

Алекс решил, что раненому полезно выпить спиртного. Он достал из тумбочки письменного стола Фредерика бутылку и стакан и налил в него виски. Альсид с удивлением разглядывал этикетку.

— Это от брата осталось, — как будто оправдываясь, сказал Алекс и даже покраснел. — Я ведь не пью…

Скажите пожалуйста, виски! Если Фредерик глушил его такими стаканами — он, видно, выпить не дурак! Настоящая пивная кружка!

— Хватит, хватит! — сказал Альсид, отстраняя стаканом горлышко бутылки. А то вдобавок ко всему пьяным меня напоите.

Чем предупредительнее был Алекс, тем угрюмее смотрел на него Альсид. Хозяйская любезность всегда подозрительна. Кровь течет из раны, а тебя угощают американской водкой (в первый раз ее попробовал), и под окровавленной ногой лежит номер «Монда». Все это навело Альсида на мысли о Корее, о том, что в мире немало людей, для которых виски и кровь — совершенно естественное сочетание. Виски… что такое виски? — обыкновенная водка, а как подумаешь обо всем этом да вспомнишь, откуда привезли это виски, сразу поднимается отвращение к нему.

Медицинская сестра, окончив перевязку, сказала, обращаясь одновременно и к Алексу и к Альсиду:

— Вам бы неплохо пойти домой и лечь, но ему еще надо спокойно посидеть… Как же вы доберетесь?

— Я отвезу его на своей машине, — поспешно ответил Алекс. Такая внимательность начинала серьезно смущать Альсида. Секретарю профсоюзной организации нечего якшаться с хозяином. Все они, даже самые неуступчивые, жестокие в борьбе, пользуются любым случаем, чтобы таких людей, как Альсид, переманить на свою сторону или бросить на них тень. Ничего нового этот мальчишка не выдумал.

Все же Альсиду пришлось провести минут пятнадцать наедине с Алексом, пока немного успокоилась острая боль и прошло ощущение дурноты. А тут еще противный вкус виски во рту…

Конечно, они разговаривали. Вернее, говорил Алекс.

Рассортировать людей на РПФ, МРП, социалистов и коммунистов — дело недолгое, думал Альсид. Но до чего же некоторые люди — к коммунистам это, понятно, не относится, — все усложняют! Посмотришь на каждого в отдельности — что такое? Они как-то не поддаются сортировке. Городят всякую чушь, наворотят целую гору нелепиц, а среди них вдруг правильные мысли попадутся, и уж тут все оказываются немножко коммунистами.

Взять хоть этого парнишку. Правда, у него совсем уж все перекручено, запутано: сначала доложил, что он никогда не голосовал ни за одну партию — его не удовлетворяет ни одна партия, и тут же хладнокровно заявил:

— Я считаю, что Гитлер и Муссолини, а теперь вот их слабый подражатель де Голль — опорочили фашизм. Но сам по себе фашизм мог быть единственным выходом на Западе. Учтите — я говорю о настоящем фашизме. Кстати, теперь его следовало бы назвать по-другому, чтобы не вводить людей в заблуждение.