Первый удар. Книга 3. Париж с нами
Шрифт:
Анри излагает требования. Префект сел за стол и, подчеркивая свою невозмутимость, стал вертеть в руках портсигар, который то и дело неожиданно с треском отщелкивается, от чего префект каждый раз вздрагивает. Он решил наконец отложить его в сторону и скрестил пальцы. Шолле наблюдает за происходящим на улице из того самого окна, в которое сегодня ночью был брошен камень — одно стекло временно заменено куском картона. В кабинет префекта еще явственнее доносится шум толпы. Префект вопросительно взглянул на Шолле, и тот в ответ еле заметно отрицательно покачал головой. Оба,
— …Вот как! — кончает Анри, продолжая стоять и кладет ладонь на отполированный до зеркального блеска стол префекта.
— Насчет заработной платы, вы сам знаете… — начал префект, и пошла сказка про белого бычка. По этому вопросу ему легче всего отвертеться. Повышение зарплаты, мол, от него не зависит, он ничем не может помочь. Единственное, пожалуй… и пошел, и поехал… слова-то ему ничего не стоят.
Вначале префект подчеркнуто обращался только к Жоржу и Дегану, как к единственным здесь серьезным людям, имеющим официальное положение, но в конце концов ему пришлось смириться с тем, что переговоры ведет Анри.
Словно к близким знакомым, префект подошел вплотную к Роберу и Анри, и так как его никто не прерывал, он продолжал говорить все с большей непринужденностью, вставляя время от времени нарочито грубые выражения, что считается шиком среди «не гордых», с «широкими взглядами» буржуа, которых ничто не пугает, как они заявляют.
— Да и в конце концов, елки зеленые, вы что думаете, ребята, я вас не понимаю? Я тоже был таким, как вы. Ведь я начал с того, что стал социалистом…
— И до сих пор им остались, — холодно заметил Анри.
— Ну, теперь-то это не то, что было раньше, вы же сами знаете… — славировал несколько растерявшись префект. — Тогда другое было дело, — и префект многозначительно улыбнулся Анри. — И вообще мне начихать, старина, именно начихать, но раз уж вы заговорили об этом, так я вам кое-что покажу. — Он достает бумажник, вынимает из него профсоюзный билет и шепотом говорит:
— Я до сих пор еще в ВКТ. Ну что, съели?
— Так-то оно так, — невозмутимо отвечает Анри, — но билет-то старый, сорок восьмого года, двухлетней давности.
— Хорошо еще, что мы не пришли завтра, ему бы исполнилось три года, — замечает Робер.
— Да, но вы видите, я храню его, — не сдавался префект. — Ну, а у вас ведь, господин Деган, пари держу, никогда и не было такого билета, а?
— Во всяком случае, — обрывает Анри, приходя на помощь Дегану, — ваш билет не помешал вам отобрать у забастовщиков докерские карточки и тем самым лишить наших детей молока…
— Об этом, господин Леруа, и не говорите, — протестует префект, театральным жестом прижимая руку к сердцу, — вы же многого не знаете. Я не имею права раскрывать вам всю подноготную, но, быть может, настанет день, когда вы все узнаете. И тогда вы поймете…
Ну что на это ответить? Бесспорно одно, префект старается выиграть время. А ведь они уже давно покинули демонстрацию, и там, наверное, все нервничают.
И как бы в подтверждение того, что демонстранты действительно потеряли терпение, кто-то ударом кулака выбивает картон, вставленный в окно, и в образовавшейся
— Разрешите войти? — спрашивает Бувар, нащупывая рукой задвижку окна.
Макс распахивает окно, и Бувар прыгает в комнату, а с ним в кабинет врывается и струя холодного воздуха. Немедленно в окне показывается еще одна голова. Ясно, что они раздобыли приставную лестницу. Вторым влезает Сегаль. За ним виднеется еще кто-то. Анри высовывается на улицу. По лестнице взбираются еще трое. Нижние, из боязни, что им наступят на пальцы, держатся за продольные брусья лестницы и головой подталкивают передних, торопя их. Все это сопровождается смехом и веселыми шутками.
Префект в панике: пройдет еще минута — и свершится именно то, чего он так опасался. Демонстранты захватят кабинет, а там, глядишь, и все здание префектуры. Ему уже мерещится топот ног по парадной лестнице. Он мечется — то ли ему прятаться за стол, то ли броситься к окну, и в исступлении молит:
— Господин Леруа, господа, прошу вас, скажите, чтобы они остановились. Мы и без того можем с вами договориться. К чему же такие… Все, что вы просили…
Робер уже готов задержать тех, кто лезет по лестнице, ему даже хочется крикнуть толпе: ребята, победа!..
— Ты сбрендил, — тихо останавливает его Макс. — Пусть лезут…
— Короче говоря, — заявляет Анри, — мы немедленно уйдем, как только вы удовлетворите наши требования.
Достаточно посмотреть на префекта, чтобы понять: он готов на любые уступки, лишь бы предотвратить катастрофу.
Но в этот момент с той стороны площади, куда выходит одна из улиц, доносятся какие-то непонятные крики. Все, включая и тех, кто на лестнице, смотрят в том направлении. Прибыли охранники. Взрывается несколько бомб.
Префект и Шолле, естественно, сразу принимают независимый вид. Жандармы тоже держат себя более развязно. Офицер, подмигнув, приглашает их незаметно подойти поближе к нему…
Но Анри, Робер, Жорж и Макс оценили положение: охранников немного, всего один грузовик. Даже вместе с первой партией, которая продолжает, как собака, кусать демонстрантов за пятки, они не способны ничего изменить. Сейчас атака охранников будет отбита, они ринутся снова, и их снова отбросят, вот и все… Конечно, можно было и без них обойтись, но если этим все ограничится и не прибудет новое подкрепление, трагедии нет.
Ничего в общем не изменилось, и это настолько ясно, что и префект и Шолле это тоже понимают. Вот почему префект садится за стол и берет перо. Ему пришло в голову, что для него лично самое легкое отозвать охранников от биржи труда. В этом есть даже свои преимущества: демонстранты радостно вернутся на площадь. Таким образом они окажутся одураченными, да еще как! А освободившиеся охранники смогут прийти сюда.
— Ладно! По рукам! — говорит префект, обращаясь к Анри. — Мы вам возвращаем вашу биржу. Но вы некрасиво поступили со мной, — журит он его со снисходительной улыбкой. — Зачем же принимать такие крутые меры?!