Первый угленос
Шрифт:
— Это он! — выдохнула Сив, опускаясь на край айсберга.
— Кто? — не поняла Свенка.
— Лорд Аррин.
— Тот, о котором ты рассказывала? Предатель, который заключил союз с хагсмарами?
— Тот, из-за кого погиб мой супруг. Боюсь, Плик тоже с ним.
— Плик? Что еще за Плик такой?
— Это ужасная птица. Я даже не хочу называть его совой. Он давно вступил в союз с хагсмарами, — прошептала Сив и невольно содрогнулась.
— Я не отдам им тебя, Сив, — пообещала Свенка.
— Он прилетел сюда не для того, чтобы убить меня, — покачала головой Сив.
— Тогда
— За яйцом.
— Но его здесь нет!
— Но он-то этого не знает, — усмехнулась Сив и сказала, понизив голос. — Это наша последняя надежда.
— Почему? — спросила Сив, с любопытством глядя на Сив. Как и все полярные медведи, она знала, что военная стратегия сов намного превосходит по сложности нехитрую медвежью премудрость.
— Понимаешь, Свенка, он думает, что яйцо до сих пор у меня. Мы должны убедить его в том, что так оно и есть.
— Но зачем?
— Чтобы выиграть время и позволить мне бежать.
— Ты еще слишком слаба, чтобы лететь.
— Я знаю, но чувствую, что сейчас мне потребуется не столько сила, сколько ум. Я должна хорошенько все обдумать. А пока давай приготовимся. Смотри, он уже снижается.
Огромная полярная сова медленно опустилась на лед между двумя ледяными вершинами айсберга.
— Ваше Величество, — поклонился лорд Аррин. — Как я рад видеть вас в добром здравии!
Первая кровь
Дорогой мой читатель, поверь мне на слово — счастье никогда не бывает полным. Моя радость от известия о спасении Сив омрачалась тревогой за Тео. Да к тому же яйцо в последнее время начало то и дело вздрагивать и тихонько раскачиваться. Все шло к тому, что со дня на день нужно было ожидать рождения птенца. Из-за этого я не мог надолго покинуть дупло, чтобы разжечь огонь и прочитать в пламени судьбу моего ученика. К счастью, я успел заблаговременно поохотиться и запастись едой для себя и будущего птенца.
Думаю, вы знаете, что новорожденные птенцы не едят мяса. Детки обычно начинают с насекомых, жирных червяков и тому подобной пищи. Слава Глауксу, в нашем дереве оказалось множество личинок, так что первое время мне не нужно было беспокоиться о пропитании своего питомца.
Больше всего в эти последние дни я боялся простудить птенца, поэтому переселился в дупло. Когда прошел второй день моего заточения, я начал всерьез тревожиться о Тео. Ему уже пора было вернуться. Меня так и подмывало спуститься вниз и развести Говорящий Огонь, но я из последних сил противился искушению.
Мысли о Тео не должны были отвлекать меня от исполнения долга. Тогда мне казалось, что главный и единственный смысл моей жизни заключен в яйце. Я должен был помочь принцу прийти в мир, сберечь его, защитить и научить всему, что я знаю сам. Тео назвал меня прирожденным учителем. Что ж, очень скоро мы проверим, так ли это.
В эти бесконечно долгие часы, проведенные в дупле, я непрестанно думал о Тео. Порой я в страхе спрашивал себя, как далеко ему пришлось лететь за этой проклятой породой. В следующий миг я принимался корить себя за то, что выругал ни в чем не повинные камни. Разве не я послал Тео в опасный путь? Если бы я не приказал ему выковать боевые когти, он бы никогда не отправился в пустынный Безымянный край с его высохшими озерами и внутренними морями. Время от времени я забывался сном, и тогда мне снился Тео и его боевые когти.
Однажды утром, на рассвете, я задремал и увидел во сне боевые когти Тео, забрызганные кровью. Чья это была кровь? Неужели Тео? Я в ужасе проснулся. Ветер стих, ночь выдалась необычайно теплая. Если нащипать побольше пуха с грудки, как следует укутать яйцо, да еще обложить его слоем мягкого мха, росшего на стволе дерева, то птенец не замерзнет, если я ненадолго отлучусь вниз. Я не мог отделаться от дурных предчувствий. Наверное, вы уже поняли, что я успел всем сердцем полюбить этого строптивого упрямца, и уже давно относился к нему, как к сыну.
Я сложил в кучку несколько клочков бересты, которая быстрее всего разгоралась от углей, добавил пару щепоток сухого мха. Сейчас мне не требовался особый жар, довольно было небольшого костерка с красивыми, четко очерченными языками пламени.
Когда огонь разгорелся, я торопливо склонился над ним, но тут же охнул и быстро отдернул голову. Отдышавшись, я снова нагнулся над огнем.
«Не может быть!»
Тео и огромная полярная сова угрожающе кружили друг перед другом. В одной лапе полярная сова сжимала ледяную саблю, в другой — короткий кинжал, а из клюва у нее торчал целый ворох острых ледяных пик.
Противники кружились над мысом, далеко вдававшимся в Горькое море. Я сразу понял, что Тео повстречался с непростой полярной совой. Перед ним был сам командующий Элгобад, двоюродный брат лорда Аррина и верный союзник хагсмаров. Я хорошо знал лорда Элгобада. Мы с ним были ровесниками, и в детстве летом часто отдыхали с родителями на берегу одной бухты. Элгобад был опытным и сильным бойцом, но не имел никакого понятия о чести. Рыцарское поведение в бою было ему чуждо.
Наверное, я должен объяснить вам, о чем идет речь. У нас в Северных царствах существует множество самых разных правил, но превыше всего стоит кодекс чести, определяющий поведение благородных сов, их слуг и рыцарей на поле боя и в мирной жизни. Когда я заглянул в пламя костра, то увидел, что лорд Элгобад вероломно нарушает все мыслимые законы.
Во-первых, они с Тео находились на нейтральной территории, а не в зоне войны. Во-вторых, он не мог знать про боевые когти Тео, а значит, считал его безоружным. Сам же лорд Элгобад, как я уже сказал, был в прямом смысле слова, вооружен до самого клюва. Всякая благородная сова сочла бы позором напасть на безоружного, но лорд Элгобад не знал чести.
Вы спросите, как вел себя Тео? Он до последнего момента стремился избежать столкновения. Я видел, как мой ученик миролюбиво опустил крылья, давая понять, что не собирается сражаться. Но лорд Элгобад продолжал наседать на него. На этот раз образы в пламени костра были настолько отчетливыми, что я смог услышать даже обрывки разговора.