Первый узбек: Героям быть!
Шрифт:
– Мы все и без тебя это знаем…
– Нашёл кого учить секретам торговли…
– Великий хан, всё то, что я до сих пор построил, обошлось казне Бухары в два-три раза дешевле, чем требовали за работу другие мастера. Я не стремлюсь к ненужной яркости, к излишней позолоте куполов и порталов. Я редко употребляю дорогую лазурь и другие ценные и броские материалы. Но я строю быстро, дёшево и надёжно. Я строю на века! Не станет меня, а все здания, возведённые мною, останутся и будут продолжать радовать всех своими лаконичными и чёткими формами. – Али остановился. А я решил – я посажу его в зиндан. Он собирается остаться в своих строениях на века, а я, значит, умру, и обо мне никто не вспомнит?
– Ты намекаешь на то, что я мало тебе плачу за работу? Как ты посмел упрекнуть меня в том, что я жадный и неблагодарный? Что я скуп по отношению к тебе? Я не собираюсь выслушивать упрёки от строителя, который не может меня убедить в качестве и преимуществах своего проекта. Ты меня не убедил. Я считаю, что ты и твой брат покусились на священную сущность – купола благословенной Бухары. – Слова, пришедшие мне в голову, показались уместными. Действительно строить эти купола было совсем не обязательно. Да не потому я рассердился. Скрытые упрёки по поводу стены, такие же намёки на то, что он самый лучший строитель, отсутствие скромности, привели к тому, что я решил его наказать.
– Воля Великого хана священна для нас, и мы смиренно снесём любое наказание. Но я рискую навлечь на себя ещё большее неудовольствие великого хана и продолжу настаивать на своём. Я хочу для великого хана и его столицы только блага и красоты на всё время существования этого города! Я стремлюсь, чтобы в городе было чисто. Чтобы базар, то место, куда приходит каждый житель города в своём самом нарядном платье и одежде, был местом не только приобретения товара, но и местом отдохновения от трудов! Насколько красивее станет наша жизнь, если это можно будет осуществить в удобном для горожан и гостей месте? Если я неправ, то накажите меня. Если прав, то разрешите работать так, как меня научили это делать!
Вот здесь опять вылез со своими вредоносными словами Исмет-зодчий, замеченный в приписках к расходным счетам:
– Великий хан, у кого учились эти мастера? У неверных в закатных странах! Поэтому и хотят осквернить наши купола. Не разрешайте им строить базары, поручите это дело мне. Я буду землю руками рыть и просеивать сквозь свою чалму ради вашего удовольствия. Я не выставлю ни одного возражения против вашего желания. И осуществлю ваш проект. – Нет, у Исмета совсем в голове пусто! Это он мне должен принести проект, а я его утверждать! Я что, должен рисовать базар?
– Я надеюсь, что тебе самому придёт в голову светлая мысль о твоей будущей работе. Я же не советуюсь с тобой по поводу того, как и с кем воевать – вот и ты должен показать мне, каким ты видишь базар в Бухаре? – бедный Исмет скорчился наподобие клушки, которая подгребла под себя цыплят и никому не даёт на них взглянуть.
– Я думал, великий хан, что у вас, в ваших библиотеках есть какие-то чертежи и проекты базаров. Я мог бы их осуществить, поскольку я сам не обладаю возможностью делать чертежи и рисовать здания.– У зодчего почти закатились глаза от страха за то, что влез со своими предложениями без должной подготовки. Я усмехнулся, глядя на его трясущиеся губы и посеревшее от страха лицо. Али так себя никогда не ведёт, но я всё-таки накажу его за строптивость.
Тогда я был ещё молод и не всегда понимал, что любой человек строит, пашет, растит и возводит что-то в государстве с моего высочайшего разрешения. Всё, что сделано остальными – это моя и только моя заслуга! Я подумал тогда, что слишком Али возгордился и должен отдохнуть, но не на курпачах возле своей золотоволосой жены, а под стражей в зиндане*. А чтобы ему не было скучно, отправлю вместе с ним и его брата. Пусть вычислят и посчитают, сколько кирпичей пошло на строительство крепости.
– Я подумаю, кто и как будет строить базары, а пока надеюсь на то, что в течение недели все зодчие принесут мне свои чертежи и рисунки. Глядя на них я мог бы сравнить степень вашего мастерства и представить, как будет выглядеть базар. Кроме этого, мне понадобятся точные расчёты расходов на строительство, как это всегда делали мастера Али и Ульмас. А они пока отправятся в зиндан и посчитают там все кирпичи, ушедшие на строительство этого грандиозного сооружения. Чтобы работа была выполнена точно, их там запрут и они поживут в гостях у тамошних тюремщиков некоторое время. Чертежи оставьте мне. Если у меня будет желание и время, я посмотрю.
Я отпустил всех взмахом руки, а два мастера отправились в зиндан под охраной двух нукеров. Перед тем как уйти, Али ещё раз показал мне, что и как он видит. Я смотрел не очень внимательно, больше наблюдал за остальными. Из всех мастеров, а их было семь человек, только двое молодых, не старше тридцати лет мужчин с сочувствием смотрели на Али и Ульмаса. Остальные не сдерживали довольных усмешек и злорадно-ехидных ухмылок. Можно было подумать, что я уже вызвал палача, чтобы две головы слетели с плеч долой. Вследствие чего жирное место придворного архитектора освободится.
Я был не очень доволен собой, так что утро следующего дня проспал самым постыдным образом. Я проспал утреннюю молитву и был угнетён. А тут ещё кукельдаш масла в огонь подлил. Зульфикар, войдя в мою опочивальню, на первый взгляд был такой, как всегда, словно не его любимые дяди сидят в зиндане на лепёшке и воде. Он совершенно спокойно пожелал мне доброго здоровья и пригласил пройтись до выходившей на Регистан* стены Арка:
– Смотри, великий хан! Сегодня пол-Бухары пришло пожелать тебе доброго утра. – Так он никогда не улыбался. Точно знаю, что раньше я такой улыбки не видел.
Вокруг Арка колыхалось море голов. Тюбетейки, тюрбаны, чалмы, просто бритые головы – что, вся Бухара на Регистане? Такого скопления людей не бывало даже тогда, когда там свершались казни знаменитых и неуловимых разбойников. Все сидели плотными рядами. Судя по всему, не переговаривались, а упорно смотрели на Арк. Это бест*.
– Сегодня же не аль-джума, и не время всеобщей молитвы! Чего им надо? Им что, делать нечего? Разогнать немедленно всех! – это что же такое? Для чего собрались все эти бездельники? Если надо что-то делать в Бухаре, то через жарчи* не докричишься, а тут расселись, лежебоки и лентяи!
– За что разгонять, великий хан? Они не орут, они не безобразничают, они тихо сидят и ждут тебя. Я ничего такого не ожидал. Они с ночи собрались и не уходят. А если кто-то уходит, на его место тут же садится другой. Они не едят, не пьют, даже не мочатся. Только смотрят. Все базары пустые, сегодня не торгует ни один водонос, ни один лепёшечник не замесил тесто, ни один чайханщик не открыл своей чайханы. Ты не знаешь, чего им нужно? Я догадываюсь, но сказать не могу, вдруг ошибаюсь.
– Что будем делать?– я был в таком ужасе, что у меня пересохло в горле. Ничего не понимаю? Из-за чего всё это? Из-за двух строителей? Это же бунт! Но бунт это тогда, когда люди вопят, кидаются камнями, пытаются схватить и убить кого-то из стражников. А здесь полная тишина. День обещает быть безоблачным, но не жарким, всё-таки середина месяца сафар. Просидеть без дела два-три дня можно без вреда для здоровья.