Первый узбек: Героям быть!
Шрифт:
До своего дома ребята добирались не скоро. Ульмаса время от времени мутило. Он беспомощно цеплялся руками то за Али, то за стены дувала. Потом его начинало рвать тягучей зелёной слюной, он шатался и ничего не соображал. Остекленевшие глаза подростка бессмысленно шарили по грязной мокрой дороге, по корявым изгородям, ни на мгновение не останавливаясь ни на чём. Короткий путь показался Али бесконечно длинным. Он не мог взвалить Ульмаса себе на плечи, как когда-то в детстве – руки братишки были ватными и не смогли бы держать его за шею. Он мог только поддерживать шатающегося брата и надеяться, что этот скорбный путь когда-нибудь закончится.
Оказалось, что пока мальчики брели домой, мастер уже пробежался по их махалле и нажаловался Халилу, ругаясь, на чём свет стоит. Доказательством непослушания шагирдов* был испорченный халат. Он так вопил, что на шум сбежались соседи. Теперь они пёстрой говорливой ватагой стояли возле ворот и ждали продолжения событий, словно с утра в их домах не было работы. Такое развлечение подвалило! Среди них Али увидел дедушку Одыла. Его братья любили не меньше отца. Особенно им нравились рассказы о дальних странах.
Увидев шатающегося Ульмаса, дед всплеснул руками, стремглав подскочил к нему на своих кривых коротеньких ножках и с трудом поднял на руки. Али понуро плёлся сзади, ожидая очередного наказания. Отец тут же принялся выкручивать его уши, не обращая внимания ни на крики Али, и странную ношу в руках своего кудо. Лишь возглас Одыла: «Халил, твой сын умирает!» вернули отцу способность здраво рассуждать.
– Как умирает? Почему? Мастер сказал, что мальчишки его совсем не слушаются и что из-за них покосился на сторону почти готовый дом! – Халил только сейчас разглядел мертвенно-бледное лицо Ульмаса. На бритой голове растекалось большое кровавое пятно. – Вай дод*, что же Санджар сотворил с моим ребёнком? Да я ему сам руки переломаю!
На крики давно сбежались женщины, причитая и пытаясь облегчить страдания ребёнка.
– Батюшка! – наконец смог вставить слово Али. – Надо Ульмаса положить в комнате и постараться, чтобы он не шевелился. Если этого не сделать, то случится ужасное! Рану надо промыть чистой водой, присыпать золой и туго перевязать. Его всё время тошнит и рвёт. Мы по дороге домой много раз останавливались, а нести его на руках я не мог. Он не в силах был даже держать меня за шею. Это мастер Санджар, чтобы ему сгореть, всё время бил Ульмаса, а теперь совсем захотел убить.
– Это за что же он захотел убить твоего брата? Неужели Ульмас стал такой же непослушный, как ты? Неужели он всё время спорил с мастером и говорил наперекор его умным советам? – Халил не мог себе представить, чтобы мастер размахивал кулаками без всякого повода и веской причины. Сам он редко наказывал учеников, лишь ругал, и то нечасто. Да в учениках у него были сыновья и внуки, шагирдов из чужих семей мастер Халил не брал.
– Батюшка, мы не хотели вам говорить, но мастер Санджар вовсе не такой хороший, как вы думаете. Ульмас намного умнее его. Когда брат сказал, что площадка под строительство нового дома ткачу Джуре неровная и дом может обрушиться от перекоса, мастер вместо того, чтобы выровнять площадку его сильно побил. Но сегодня, после землетрясения, дом всё-таки завалился, а устод решил, что это Ульмас наколдовал.– Али потирал свои горящие жаром свекольно-красные уши и с жалостью смотрел на Ульмаса, лежащего на курпачах. Бледнее могла быть сама смерть.
– Кто видел, что мастер ударил твоего брата палкой по голове? – угрюмо спросил Халил, уныло понимая, что наказал сына несправедливо.
– Все видели. И ткач Джура видел, он в это время утреннюю еду принёс. Он так расстроился… – перемена настроения отца показала, что наказания больше не будет, и Али решил подлить масла в очаг: – Ата, а что бывает устоду за то, что он убил своего шагирда? Не приведи Аллах, если Ульмас не очнётся. Но работать он ещё долго не сможет! Посмотрите, он же не шевелиться, и его опять тошнит!
Халил в ужасе смотрел на своего приёмного сына и с тоской представлял, что находящаяся в садах Аллаха Зарина, давшая Ульмасу жизнь взамен своей, задушит нерадивого отца своими руками. И отправит того прямиком в ад. Но если с Ульмасом случится непоправимое, Халил сам наложит наказание, равнозначно его преступному попустительству в отношении мастера Санджара.
– Одыл, ты пойдёшь со мной к казию? Этого щайтана* Санджара надо наказать. Если его не остановить, сколько ребят ещё пострадает от его дурного поведения. – Халил в душе ругал себя последними словами, но вслух ничего не говорил. Он знал, что если наказал сына, то надо это наказание как-то оправдать. Если не перед собой, то хотя бы перед ребёнком. И не думал он о других учениках, Аллах с ними. Он больше беспокоился об Ульмасе. Может, всё обойдётся, но судя по виду мальчика, надежды на это мало.
– Конечно, пойду, а до этого пошлю кого-нибудь к ткачу Джуре. Пусть он будет свидетелем неблаговидного и преступного поведения этого Санджара. Халил, а ты с ним договор подписывал, или на словах сговорились? – Одыл пользовался в их махалле непререкаемым авторитетом. Когда он три года назад перестал ходить с караванами и окончательно обосновался в Афарикенте, не было человека более влиятельного и авторитетного во всей округе. Одыл без лишних слов понимал, кто говорит правду, а кто выдумывает небылицы. Видимо купеческая жизнь научила разбираться в людях.
Халил вспомнил старый ларец, больше похожий на ящик. В нём хранились все важнейшие документы, когда-либо подписанные мужчинами семьи. Первым свитком была купчая на танаб* земли. Её, больше ста лет назад, подписали тогдашний хаким Афарикента Байрам-Али ибн Гирей и прадед Тахир. Незамысловатый ящик изготовил сам Тахир, простой плотник, не резчик и не выдающийся умелец. Сейчас сыновья могли бы вырезать расчудесную шкатулку из дорого дерева. Но Халил не хотел терять связь со своими прародителями. Этот скромный ларец был доказательством древности их семьи. Не всякий бек может похвастать тем, что знает своих предков до пятого колена.
Плотник встал и отправился в гостиную, где в нише стоял примитивный ящик. Никто до него не дотрагивался. Даже Али с Ульмасом знали, что трогать ларец нельзя, там лежат важные документы. Лишь Карим знал их содержание. Но прочитал их только после того, как Ахмаду, его сыну сделали обрезание. Таково было завещание Тахира: с бумагами знаком лишь старший сын, имеющий наследника
Халил отыскал нужный документ в куче свитков. Их было девятнадцать штук. Не очень-то много за сто лет, но и немало! Он отыскал в договоре нужное место.