Первый во всем. Снайпер, морпех, десантник, телеведущий
Шрифт:
Выскользнув из комнаты, я последовал за ним, босиком, в своей серой пижаме, по направлению к спальне родителей. В коридоре я прошел мимо двоих полицейских, которые разговаривали друг с другом и, похоже, не заметили меня. В спальне родителей горел свет. Там была целая толпа полицейских, четверо или пятеро из них сгрудились вокруг кровати. Заинтригованный и взволнованный, я протиснулся между ног стоящих и посмотрел туда, куда были устремлены их взгляды. Под простынями кто-то был. Но, кто бы он ни был, он не шевелился. Я пододвинулся поближе, чтобы рассмотреть все получше.
– Нет! Нет! Нет! – закричал один из полицейских, наклонился, сжал костлявыми пальцами мое плечо и повел меня обратно по коридору в другую спальню. Там
Затем я помню, как примерно две недели спустя проснулся от того, что меня звала мама: «Энтони! Энтони! Давай, Энтони, просыпайся! Просыпайся, мой любимый!» В спальне горел свет, а надо мной стояли два человека: моя мама и какой-то мужчина, которого я никогда раньше не видел. Он был невероятно высокого роста, с большим носом и длинными темными волосами, спускавшимися ниже плеч. Я не знал, сколько ему лет, но видел, что он был намного моложе мамы.
– Энтони, – сказала она, – познакомься со своим новым папой!
Урок 1
Сам скажи им, кто ты
Мне казалось, что мы едем уже несколько дней. Я смотрел в окно, наблюдая за тем, как автомагистраль переходит в обычное шоссе, а затем становится проселочной дорогой, вдоль которой стоят домишки с живой изгородью. С каждой милей нашего путешествия я приближался к той жизни, которую выбрал, все больше отдаляясь от родного дома и всего того, что я любил, ненавидел и чего боялся. Над нами висели облака, похожие на грязные засаленные тряпки, а ноябрьский ветер свистел над крышей нашего «Форда Сиерра», мчавшегося по просторам графства Суррей. Ни я, ни мама, ни мой отчим почти не разговаривали, непогода заполняла тишину. Пока колеса нашей машины шуршали по асфальту, в моей голове проносились тревожные мысли. Правильное ли решение я принял? Найду ли я себя в новой жизни, приживусь ли на новом месте? Или я просто променял одну дыру, полную неожиданностей, на другую? Кем я стану, когда это путешествие закончится? Если бы я тогда знал ответы на все эти вопросы, я бы тут же открыл дверцу машины и немедля выпрыгнул бы из нее.
По правде говоря, в 1997 году я еще не очень хорошо представлял себе, что я за человек. Да и кто может осознать себя в семнадцать лет? В семнадцать лет нам нравится думать, что мы уже сформировавшиеся люди, однако истина состоит в том, что мы, по существу, только начинаем жить. В детстве нашу личность формировали учителя, родители, братья, сестры, ничтожные знаменитости, ораторствовавшие в телевизоре. Мы представляли собой мягкий кусок теста, которому постоянно придавали то одну, то другую форму. Вот почему крайне важно, чтобы в молодости нас окружали те люди, чье влияние на нас будет положительным и кто заинтересован в том, чтобы развивать наши сильные стороны, а не топить нас в наших слабостях. Теперь я это знаю совершенно точно. Остается лишь сожалеть о том, что тогда мне это было неведомо.
В конце нашей поездки на обочине узкой дороги показался щит с каким-то грозным предупреждением, текст был написан красной краской. Снаружи шел дождь, стекла автомобиля запотели, и я вначале не смог разобрать надпись. Мне пришлось протереть стекло рукавом свитера, после чего я прочел: «Дорога Британской армии: все гражданские транспортные средства могут быть остановлены». Я откинулся на спинку сиденья и глубоко вздохнул. Машина замедлила ход. Впереди был еще один щит, на сей раз не такой пугающий, на котором значилось: «Лагерь Пирбрайт» [3] . За ним перед высокими черными воротами находился пост охраны. В некотором отдалении на очередном щите можно было прочесть: «Сборный пункт новобранцев». Это было то, что я так долго искал.
3
Лагерь «Пирбрайт» является базой Британской армии, на территории которой располагается учебный центр сухопутных войск «Пирбрайт» и ряд других армейских структур. Он известен тем, что в апреле 2021 года, после смерти принца Филиппа Маунтбеттена, герцога Эдинбургского, был использован для подготовки подразделений, представлявших все виды и рода Вооруженных сил Великобритании, к его похоронам.
– Мы приехали, мама! – сказал я, пытаясь скрыть волнение в голосе. – Мы уже на месте.
Мама, которая была за рулем, припарковалась на стоянке. Я вышел, достал с ее помощью из багажника свою тяжелую черную сумку и быстро поцеловал в щеку. Если ей и было грустно видеть, как я покидаю ее, то она хорошо скрывала это. Мой отчим опустил стекло и, показав большой палец, поднятый вверх, сказал мне:
– Удачи, приятель! Еще увидимся!
Затем он отвел взгляд. Прежде чем я успел что-либо сообразить, мама вернулась в машину, захлопнула дверцу и повернула ключ в замке зажигания. Двигатель завелся, и мне оставалось лишь наблюдать за тем, как машина растворяется в серо-зеленой дали. Я воспользовался этой паузой, чтобы успокоиться. Вот и случилось. Вот оно! С этого момента все должно было быть по-другому.
Я глубоко вздохнул, взял свою сумку, перекинул ее через плечо и повернулся к величественному комплексу зданий из красного кирпича. Он был похож на тюрьму или же на большую больницу. По верху стены шло несколько рядов колючей проволоки, на высоких столбах в разных направлениях смотрели камеры слежения. Никого не было ни видно, ни слышно. Я чувствовал себя совершенно одиноким. Это было довольно жутко.
Я, волнуясь, подошел к посту охраны, готовый к тому, что за стеклом никого нет. Однако когда мне оставалась всего пара шагов, окно с громким треском распахнулось и оттуда выглянул тощий парень в военной форме, лет двадцати пяти, в круглых очках а-ля Джон Леннон. Я одарил его своей лучшей улыбкой, очаровательной и обезоруживающей, и заявил:
– Прибыл для прохождения начальной военной подготовки, сэр!
Солдат посмотрел на меня так, словно птица нагадила ему на очки, и спросил:
– Имя?
– Миддлтон, сэр! – бодро ответил я. – Корпус королевских инженеров!
Охранник взял планшет, лежавший на его столе, и стал лениво просматривать список, повторяя вслух:
– Миддлтон… Миддлтон… Миддлтон…
Я перекинул сумку на другое плечо и попытался разогнать кровь в онемевшей руке. Охранник тем временем перевернул лист и продолжил водить по нему пальцем в поисках моей фамилии. Затем, очень медленно, он протянул руку и взял второй планшет с другим списком, отложив в сторону первый. Холодный ветер хлестал меня по спине, пытаясь забраться мне за шиворот. Наконец палец охранника замер на какой-то строчке.
– А-а! – выдохнул солдат. – Энтони, верно? Энтони Миддлтон?
– Да, сэр! Именно так!
Он тепло улыбнулся мне:
– Я нашел тебя!
Я почувствовал облегчение. Возможно, все еще будет хорошо.
– Ты должен прибыть только через неделю, – отрезал охранник и с уже знакомым мне треском захлопнул окно.
Я был настолько ошеломлен, что мог лишь стоять как истукан, уставившись на свое отражение в стекле. Я видел безукоризненно одетого, наивного, худощавого подростка с голубыми глазами и густыми сросшимися бровями, молодого парня, который понятия не имел, что ему делать. Понурившись, я пошел назад по проселочной дороге, однако вскоре мне пришлось остановиться, чтобы поставить тяжелую сумку на землю.
Что мне теперь делать? Как, черт возьми, я ошибся с датой? Я не мог в это поверить. Мои родители уже наверняка были за много миль отсюда. Я оглядел грязно-серый пейзаж в смутной надежде обнаружить телефонную будку, чтобы позвонить кому-нибудь. Вокруг – деревья с облетевшей листвой, вдали – лошади, пасущиеся на склонах, в небе – стая безымянных птиц. Телефонной будки не было. Да и кому бы я позвонил? Где мне ночевать? У меня не было ни спального мешка, ни денег на самый дешевый ночлег. В моей голове роились совершенно безумные мысли. Может, мне удастся найти сухое местечко в стороне от дороги у стены казармы? Но как мне продержаться целую неделю на сырой земле без еды? Как меня потом возьмут на обучение в Британскую армию, оголодавшего, промокшего и, возможно, больного?