Первый закат
Шрифт:
– Да, сэр.
Доктор Эрлих встал и подошел к полке с ковшом воды. Он медленно отпил, будто обдумывая дальнейшие слова, а его загорелое горло поднималось и опускалось с каждым глотком. В тишине Альберт услышал, что его мать и миссис Лэнгкейбл снова завели разговор.
– Да, Кэти, кузен Альберт выглядит сейчас совсем не плохо. Это потому, что он так много бывает на солнце и на воздухе. Но если бы ты увидела его, когда он приехал в первый раз, такой больной и бледный. Совсем исхудал: одна кожа да кости. Думаю, это от того, что он просидел в тюрьме так долго.
– Какой ужас!
– потрясенно воскликнула она.
–
– Да, Кэти, - ответила миссис Лэнгкейбл.
– Посадили. Его действительно посадили.
Кончив пить, доктор Эрлих обернулся к мальчику и заговорил, жестикулируя пустым ковшом.
– Не удивительно, что колесяне не знали, как поступить с Сурдом. И впрямь перед ними возникла загадка, потому что случилось великое: среди них родился первый человек. Не думаю, что даже Сурд понимал это, но если он действительно был первым человеком, как до сих пор полагают некоторые ученые то это был великий момент в истории человечества. Ты согласен, Альберт?
– Да, Сэр, - сказал Альберт и добавил: - Могу поспорить, что Сурд не умер, как они все думали.
Доктор Эрлих засмеялся и опустил руку на голову мальчика.
– Ты прав, Альберт. Не было такой беды. Сурду каким-то образом удалось выжить. Он вырос и стал человеком.
– А каким он был Сурд, расскажите доктор Эрлих?
– Ну, - медленно ответил доктор, - на первый взгляд он был таким же, как другие колесяне. Спина его не была совсем прямой, и ходил он, как и все они, на коротких кривых ногах. Как и у них, длинные рыжие волосы падали ему на плечи. Но его голубые глаза не были холодными и жестокими, как у них. Мне представляется, что если бы кто-то взялся назвать основное его отличие от других колесян, то было бы оно именно в этом.
Но, - сказал доктор Эрлих, - больше всего удивило бы колесян, если бы они могли это осознать, что Сурд совсем не держал на них обиды, хотя они обошлись с ним так дурно. Он лишь хотел, чтобы они поверили в его новые идеи, и лежал часами на камнях, раздумывая, как ему этого добиться. Ситуация в те дни казалась ему безнадежной, потому что, если бы он даже попытался приблизиться к кому-то из колесян, они либо бежали бы в ужасе, либо забросали бы его камнями. Положение казалось безвыходным. Ты согласен, Альберт? Но он не сдавался. И вот как-то раз он огляделся и увидел, как унылы и серы были небо и вся Колёсия, как мало в ней цвета, и он увидел, как осуществить свой замысел.
Слева спускался по тропинке сосед. Он остановился, увидев старика, и помахал ему рукой.
– Здорово, доктор Эрлих! Как дела у миссис Эммы?
Доктор помахал ему в ответ:
– Отлично. Лучше быть не может. Спасибо.
Когда сосед отошел, доктор Эрлих повернул голову и опять посмотрел на закат, который, казалось, с каждой минутой становился всё ярче.
– Это один из друзей моей кузины Эммы, - объяснил он, улыбнулся и насмешливо покачал головой.
– Я уже виделся с ним раза три но понятия не имею, как его зовут, потому что Эмма, представляя людей, никогда не называет имени.
Он опять улыбнулся, сел рядом с мальчиком на верхней ступеньке и охватил рукой свое колено.
Но мальчика не интересовали эти подробности.
– Что же придумал Сурд?
– спросил он.
Доктор Эрлих ответил:
– Ему, наверно, пришла в голову очень странная мысль, или колесяне могли бы подумать о ней, что она странная. Но мне она представилась самой чудесной из всего, что я слышал.
Мальчик пододвинулся к доктору на ступеньке, неотрывно глядя ему в глаза.
– Сурд хотел сделать очень простую вещь, в самом деле, как и все чудесные вещи, она была очень простой. А захотел он сделать вот что: раскрасить серое безрадостное небо в разные цвета.
Старик остановился, улыбнулся и погладил свою белую бороду. Он медленно наклонил голову, и взгляд его был отрешенный.
В доме опять заговорила миссис Иванс:
– Несчастный человек! Сколько бед на него свалилось! Надеюсь, Альберт не очень ему надоедает. Если бы я знала всё это раньше, я бы усадила его с нами.
– Да что ты! Ничуть не надоедает, - сказала миссис Лэнгкейбл.
– Вот уже сегодня доктор проговорил с ним дольше, чем со всеми нами за три месяца.
– С минуты, когда у него появилась эта великая мысль, - продолжил доктор Эрлих, - Сурд не мог думать ни о чем другом, и прежде всего он выбрал лучшее место на небе для своей работы, там где солнечный дворец пересекал край колеса перед самой ночью. Там была высокая гора, а ее большой выступ нависал над океаном.
Тогда Сурд сделал себе несколько кистей и отложил их в сторону. Потом он стал искать краски для работы, но нашел только скучного цвета ягоды. Они не радовали глаз, но раз уж ничего лучшего всё равно не было, он собрал их и однажды утром принялся за работу. Было уже далеко за полдень, когда он добрался до верха горы и вышел на ее выступ. Всё получилось так, как ему представлялось: небо было так близко в этом месте, что протянув руку, он мог до него дотронуться.
Тогда Сурд разложил ягоды в ямки выступа сообразно их цвету. Потом он растолок их и залил ямки водой, опустил в эту смесь кисти и стал раскрашивать небо. Но краски тускнели и бледнели, едва он успевал их нанести. Работал он долго, не желая отказаться от своего дела, но израсходовав все краски, увидел, что показать ему нечего. Небо над ним закрылось и всё стерло.
Доктор прервал рассказ и посмотрел на мальчика рядом с ним. Альберт улыбнулся и подвинулся к нему еще ближе, а доктор неожиданно поднял руку и охватил ей мальчика. Так они посидели несколько минут, и доктор вернулся к рассказу.
– Когда краски Сурда изменили ему, он знал, что теперь сделает. Он опять залил ямки водой и вырвал свой длинный рыжий волос, бросил волос в одну из ямок, и вдруг вода в ней стала ярко-желтой. Тогда он опустил в нее кисти и снова стал красить небо. На этот раз краска держалась крепко. Желтый цвет растекался по небу длинными дрожащими линиями и становился лимонным по краям. Сурд сперва обрадовался тому, что ему удалось сделать, но тут же покачал головой, потому что не был вполне доволен своей работой. "Тут не хватает красного, - неодобрительно сказал он.
– Нужно добавить немного красного".
Тогда Сурд разорвал свое тело камнем и добрался до сердца. Он немного подержал сердце в руках, а потом осторожно опустил во вторую ямку, и вода в ней обрела восхитительный насыщенный красный цвет, какого никто, дорогой мой Альберт, дотоле не видывал. Сурд коснулся красной краски своей кистью и раздался мягкий жужжащий звук. Тогда Сурд стал расписывать небо красным цветом, а краска и на этот раз держалась крепко. Потом он смешал красную краску с желтой так основательно, что они стали неразлучны.