Пёс имперского значения
Шрифт:
— А Мурманск, сэр Уинстон?
— Это уже забота адмирала Фрезера. Но в любом случае финнам такой лакомый кусочек не обломится.
— И они не будут возражать?
— Надеюсь к этому времени и некому будет, — Черчилль ухмыльнулся и потянулся во внутренний карман за заветной фляжкой. — В прошлый раз большевики отбились полупартизанскими отрядами, да так, что испуганные пожиратели салаки с брусникой двадцать с лишним лет боятся высунуться из-за линии Маннергейма. А представьте, что натворят две русские дивизии?
Адмирал вежливо улыбнулся и дипломатично промолчал. Предстоящая операция им оценивалась неоднозначно. С одной стороны…, да, большевикам просто нечего противопоставить объединённому британскому флоту. Здесь, в Ярмуте, грузились на транспорты лучшие и самые боеспособные части армии Его Величества короля Георга Шестого. Отлично вооружённые и экипированные. А Сталин просто завидует, называя английскую форму педерастической!
Против такой мощи Советам не устоять. А значит ожидаются повышения, ордена, прочие награды… Неплохо бы ещё имение где-нибудь под Сестрорецком. Там, говорят, летом изумительно красиво и прохладно. Да, но с другой стороны…, эти русские с их непредсказуемостью. И ещё адмиралу не нравилась предложенная премьер-министром идея завести в Россию две с половиной тысячи тонн опиума. Пока ещё получишь с этого прибыли. Конечно, таящиеся в глубоком подполье оставшиеся в живых либералы сами и добровольно захотят вкусить запретного до того плода демократических ценностей, недоступного при коммунистической тирании, но этого мало. Тем более у либералов и не бывает никогда денег. Имеются в виду свои, заработанные, а не полученные из-за границы. А тех, у кого они есть, придётся приучать долго и упорно, переламывая вбитый большевиками страх. Подумать только, даже за невинный гашиш, воспетый в романах Александра Дюма, в Советском Союзе дают двадцать пять лет покупателю, продавца расстреливают на месте, а его семью отправляют туда, где курить можно один только ягель, да и тот полтора месяца в году.
А Такс уныло лежал на диванчике, прислушиваясь к завываниям в пустом желудке, лишь иногда насмешливо фыркая, когда глупые люди неправильно произносили фамилию потерянного хозяина. Не Архангельск, а генерал-майор Архангельский. И не город, а Гавриил Родионович. Тьфу, грамотеи! Но известие о наличии на рейде Ярмута таинственного судна с важным и насквозь секретным грузом вызвало у пса некоторый интерес, а по недолгому размышлению и вовсе привело в восторг. Вот, оказывается, где держат что-то настолько вкусное, что приходится прятать это от всех и приставлять охрану.
Охрану, говорите? Даже не смешно… Склонившиеся над бумагами джентльмены даже не заметили тихого исчезновения Такса. Впрочем, отсутствовал он недолго, минут двадцать. А когда храбрый охотник вернулся с отвисшим брюхом и раздувшимися боками, его морда была перекошена гримасой отвращения. Ну зачем…, зачем, скажите, нужно прятать эту липкую массу с неприятным запахом и подозрительным цветом? А уж чего говорить про вкус… Нет, раз уж добрался до тайного продукта, то съесть нужно столько, сколько влезет. Когда ещё придётся покушать вот так вот вволю? Противно, и что с того? Зато много. Думаете, взрывчатка на вкус приятнее? То-то и оно, не голодали вы по-настоящему. Сам Такс, правда, тоже ещё ни разу не умирал с голоду, но память предков настойчиво подсказывала: — "Кушай, дорогой, кушай!"
А ещё через полчаса в собачьем желудке поднялся страшный шторм, и какое-то нехорошее чувство настойчиво потребовало уединиться в укромном месте. На родном "Челюскине" такое имелось и называлось гальюном. И ещё везде стояли окрашенные в красный цвет ящики с песком. И даже… Да в конце-то концов, где бы не уединился, всё равно все шишки валились на ездовых собак экспедиции, ненавидимых боцманом Заморским.
— Что с вашим псом, сэр? — спросил адмирал Каннингхэм, привлечённый жалобным поскуливанием.
— Наверное на него плохо воздействует вибрация палубы, — ответил Черчилль, не отрывая взгляда от списка ценностей, подлежащих изъятию из ленинградских музеев. — Не обращайте внимания.
Такс тоже не стал возражать против подобного предложения. На этот раз он побоялся спрыгивать, и сполз с дивана очень осторожно, нащупывая ковёр задней лапой, выпучив глаза и опасаясь вздохнуть слишком глубоко.
— Может быть выпустить его погулять? — предложил адмирал, привлечённый вознёй.
— И правда, — согласился сэр Уинстон. — Пусть подышит свежим воздухом. Его никто из команды не обидит?
— Нет, что вы, — успокоил Каннингхэм, открывая Таксу дверь. — На "Ринауне" самый лучший экипаж во всём флоте Его Величества. Мухи не обидят. Вот если бы он пошёл гулять на крейсере "Рыдз-Смиглы"…
— Что? — отшатнулся премьер-министр.
— "Рыдз-Смиглы", говорю. Такая польская фамилия.
— Понятно, — с облегчением вздохнул Черчилль. — А я уже подумал, что у тебя начался приступ морской болезни. И кстати, откуда здесь взялись поляки?
Адмирал ответил не сразу, всё ждал, пока Такс полностью покинет каюту.
— Это их единственный корабль, который успел, вернее — смог уйти, прежде чем его захватили войска генерала Деникина. Присоединился к нам вчера вечером. Я телеграфировал в Лондон, сэр, но вы видно уже уехали оттуда.
— Вчера, говорите? Где же они пропадали столько времени?
— В Копенгагене, сэр. Сначала ремонтировали гребные колёса, а потом дожидались попутного ветра. Сейчас заделывают пробоины, полученные после столкновения с косяком селёдок, но клятвенно обещали, что к утру устранят все неисправности. Они просто рвутся в бой, и готовы зубами вцепиться большевикам в горло.
— Вот и представьте им такую возможность.
— Как? — горестно вздохнул Каннингхэм. — С ходом в шесть с половиной узлов, они будут в Финляндии на две недели позже меня.
— Тогда не проще ли утопить их из милосердия прямо здесь? — предложил премьер-министр. — Да и вам спокойнее будет. Этот союзник пострашнее русских торпед. И обойдётся гораздо дороже. А я ведь предупреждал.
— Меня? О чём?
— Всех предупреждал, что ничего толкового из этой версальской гиены не получится. Вы помните Герберта Уэллса?
— Писателя?
— Разумеется. Так вот — он придумал невидимого человека, машину времени, марсиан, умерших от насморка, полёт на Луну в стеклянном яйце… Но даже его буйная фантазия не смогла предвидеть такой анекдот, как независимая Польша.
Черчилль махнул рукой, не желая больше разговаривать на неприятную тему, и опять углубился в изучение карты. Но адмирал всё же решился переспросить:
— Но сэр, разве сейчас стало лучше?
— Так и я про это! — премьер-министр раздражённо бросил красный карандаш. — Эти болваны умудрились ещё и свинью нам напоследок подложить.