Пес, который говорил с богами
Шрифт:
Элизабет внимательно рассматривала снимки. На них был полосатый питбуль — короткие заостренные уши, грудь и подбородок белые, — поразительно похожий на Дамиана. Она поняла, почему австралийка остановилась на шоссе и подобрала собаку. На огромной фотографии питбуль спокойно смотрел прямо в камеру, в глаза Элизабет.
— Да-а, — еле слышно прошептала она. Ей вспомнился тот первый взгляд, когда они встретились глазами с Дамианом. Пес лежал на полу у ног Севилла, изможденный, израненный, и она не могла поверить, что он жив. Но когда непонятное существо подняло на нее глаза — это был шок, момент узнавания, постижения, она увидела его душу, и они как-то признали друг друга, хотя еще не были друзьями. И сейчас она снова ощутила присутствие чего-то реального, неотменимого, хотя другой пес смотрел на нее всего лишь с фотографии. Эта собака была личностью. Как он похож на Дамиана, подумала Элизабет.
— Почему я не сделала этого раньше? — сказала она тихо, почти про себя, но австралийка поняла, о чем она.
— Немногие вообще способны замечать такие вещи, подруга. Не суди себя слишком строго. Много ли на свете людей, которые могут по-настоящему понять Дамиана, даже если он заговорит с ними на чистом английском? Многие ли из этих придурков понимают собственных собак? Сама ведь знаешь…
Элизабет опустила руку на голову Дамиана, и он поднял на нее свой единственный глаз. Слабо стукнул хвостом, и веко снова опустилось. Элизабет расстроенно посмотрела на Барбару, и та нахмурилась.
— Я не совсем понимаю… — начала девушка неуверенно. — Мне кажется, я не совсем понимаю, почему человек начинает любить собак? И почему это иногда приходит, а иногда нет?
Барбара засмеялась, но быстро поняла, что вопрос задан всерьез. Что бы там ни случилось с этой девушкой, ей было неловко из-за привязанности к собаке. Судя по всему, она никогда раньше не испытывала ничего подобного к существу другого вида. Кто-то заставил ее думать, что это неправильно. Барбара догадывалась, кто это мог быть, но медлила с ответом.
— Твой дедушка — он кто? Ты говорила, грудной доктор?
Элизабет удивил такой вопрос, но она с готовностью ответила:
— Торакальный хирург. Много работал с сердечными клапанами.
— Ага… Сердечный хирург. — Ее тон снова, как и ночью, казался неодобрительным. — А твой отец чем занимается?
— Ммм… исследованиями. Он ученый.
— Что изучает?
— Ну, сердце, трансплантацию в основном. Барбара бросила на нее проницательный взгляд.
— Эти исследования — может, он проводит их на собаках?
— Да, но… — Элизабет инстинктивно собралась было оправдать работу отца, но замолчала, так и застыв с приоткрытым ртом. Барбара напряженно ждала ответа, но его не было. Элизабет уже знала: то, что делает ее отец с собаками, — непростительно.
— Твоя мать работает?
— Нет.
— Твой отец когда-нибудь держал собак?
— Никогда. У меня вообще не было никаких животных. Отец не хотел, чтобы они жили в доме.
Представив себе всю картину, Барбара кивнула и вздохнула:
— Думаю, подруга, тебе очень повезло, что ты вообще способна что-то чувствовать. Больше я ничего не могу сказать. Очень повезло. — Через секунду она снова заговорила: — Если существо любого вида — будь то собака или человек, — растет в изоляции, оно замыкается в себе. Почему люди заводят друзей? — Она пожала плечами. — Возможно, причина та же, что и у собак. Мы ведь социальные животные — и собаки, и люди, а?… Мне кажется, все это — формы любви. Сильная привязанность между мужем и женой, их обязательства друг перед другом необходимы, чтобы вырастить здоровых, счастливых детей. Ты любишь своего мужчину отчаянно, сильно, по-настоящему, но значит ли это, что ты меньше любишь мать или отца? Нет. А как насчет сестер или братьев? Дедушек и бабушек? Некоторые люди думают, — с воодушевлением продолжала Барбара, — что слишком сильно любить собаку — это неправильно. И они зачастую — те же люди, которые не хотят сами растить своих детей. Женщины, рожающие детей в угоду собственному эгоизму, потом отправляют их каждое утро в ясли или детский сад, чтобы их воспитывал кто-нибудь другой. Не потому, что им приходится так поступать, а потому, что они хотят сделать карьеру. Как будто сделать карьеру — важнее, чем вырастить хорошего человека! Ты ведь и сама в глубине души знаешь, что любишь Дамиана больше, чем большинство любят своих супругов или даже собственных детей, верно? Разве вы с Дамианом могли бы когда-нибудь развестись? Оскорбить друг друга? Судиться? Разве ты способна унизить его или пренебречь им, как множество людей поступают со своими маленькими детьми? — Барбара снова передернула плечами: уродство человеческих отношений вызвало у нее омерзение. — Людей сбивают с толку такие вещи, они не хотят принимать их, а некоторые и вовсе пытаются отрицать ту глубокую душевную связь, которая возникает между человеком и собакой. Другие, как твой отец и дедушка, — только не принимай мои слова близко к сердцу, — просто не способны на подобные чувства. Они даже не подозревают об их существовании. Возможно, они потеряли какую-то часть души, которая делает такое внутреннее родство возможным. Я не знаю, подруга. Но ты, Лиз, ты не можешь не любить душу, подобную Дамиану. Что до моего питбуля, — она сказала это с нежностью, но горячо, — он был благороднее, добрее, терпеливее, вообще намного достойнее, чем большинство людей, которых я знаю. — Барбара передернула плечами и склонила голову набок. — Попробуй посмотреть на это так, Лиз: Дамиан — очень религиозное существо. Он посвятил себя целиком своему богу, он смиренно и с надеждой ждет от него даров. Ты должна понять, что его бог — ты, и никогда не забывать от этом. — Барбара улыбнулась, мягко и немного печально. — И как ты обращаешься со своей собакой, говорит о том, какой ты бог, не так ли? Мстительный? Помешанный на законе и повиновении? Бог любви? Тут есть о чем поразмыслить, правда? Хорошая собака неспособна предать, поэтому мы должны вести себя с ними разумно, ценить их. Но даже если мы к ним несправедливы, они все равно любят нас. Это религия. Если ты хочешь узнать что-нибудь о любви, отложи Библию и понаблюдай за хорошей собакой. Это человеческое «верую в Господа», многократно усиленное. Некоторые люди отрекаются от своей религии, когда дела идут плохо. А собаки заставляют нас стыдиться самих себя. Они терпят до конца. Ты думаешь, Дамиан когда-нибудь бы тебя бросил?
— Нет. Я знаю, что нет. Никогда. И по той же причине он никогда не нападет на Севилла, — добавила Элизабет больше для себя, чем для Барбары. — Он тоже его бог.
Барбара кивнула, вспомнив это имя.
— Да, и я бы не сказала, что он бог любви, а? Элизабет помотала головой, словно пытаясь стряхнуть злые чары.
— Я не знаю, что за проблемы у этого человека. Так странно слушать, что ты говоришь. Я никогда… Ну, никто из всех, кого я знаю, никто не любил собак. — Она отвернулась. — Я так виновата. Те собаки, в лаборатории моего отца — они и сейчас там. Они все умрут. Это кошмар. Однажды я зашла туда и видела одного пса — такой веселый, рыжий, похож на ретривера, он лежал в клетке и так дружелюбно смотрел на меня. Хотел, чтобы я подошла и поговорила с ним. Просто хотел услышать от меня пару слов, и мне было его так жалко, я смотрела на него, а потом они зашили ему внутрь еще одно собачье сердце, второе, чтобы посмотреть, сколько он протянет, и когда началось отторжение, он умер, так страшно, и я… — Элизабет замолчала. Рыжий ретривер стоял у нее перед глазами. Раскаяние огнем жгло ее, воспоминание потрясло ее, и она зажмурилась. Через минуту Элизабет открыла глаза и спросила: — Почему я решила, что Дамиан — особенный? Почему он, а не другие?
Барбара пристально смотрела на Элизабет. Ей была любопытна эта девушка, но вежливость не позволяла быть навязчивой.
— На этот вопрос нет ответа. Чем бы оно ни было, то же самое заставляет тебя любить одних людей, а не других. Люди и собаки — не слишком разные, на самом деле. Вспомни тех людей, которые тебе встречались: среди них было много замечательных, но разве все они стали твоими друзьями на всю жизнь? Многих ли ты любила? Ты каждый день видишь толпы людей — разве во всех них что-нибудь не так? Нет. Это лишь доказывает, что настоящая дружба — редкое чудо, будь то с человеком или с собакой. — Барбара встала, взглянула на пустую капельницу и вытащила трубку из вены Дамиана. — А вот почему некоторые люди смотрят на собаку и видят прекрасного друга, а другие — нет, — так это просто жизнь. — Она усмехнулась. — И между людьми то же самое. Сколько раз ты видела женатые пары и спрашивала себя: «И что она в нем только нашла?» Понимаешь, о чем я?
Элизабет вспомнила Севилла и Новак и тоже улыбнулась.
— О да.
Мне нужно проведать моих собак. Хочешь с ними познакомиться? Дамиан прекрасно побудет тут один.
— Конечно. — Элизабет потрепала Дамиана по холке, пообещав, что сейчас вернется, и поднялась следом за Барбарой. Но питбуль, едва увидев, что она уходит, заскулил и попробовал ползти следом. Элизабет бросилась на колени, обняла его, уверяя, что через пару минут снова будет здесь. Когда она встала, Дамиан беспокойно посмотрел на нее, но остался лежать. Несколько раз оглянувшись, Элизабет наконец вышла вслед за женщиной на улицу, навстречу бодрящему солнцу ранней осени.
Большой, акров в пятьдесят, участок тянулся от дома до небольшого холма. Между деревьями виднелся луг, и утренний свет пробивался сквозь ветви яблонь, елей и кленов, расцвечивая золотом траву под ногами. Элизабет заметила впереди отблеск воды — там был пруд. Слева, в огороде, между сухими кукурузными стеблями пестрели тыквы. К женщинам рванулись сразу три питбуля — натянув до упора поводки, издавая странное горловое клокотание. Они бешено виляли хвостами, пританцовывая от радости при виде людей.