Пёс во тьме
Шрифт:
Она знала, что гнев является признаком плохих манер, но глубоко внутри злость на происходящее не покидала ее. Злилась не на Ошу, который так и оставил ее одну с Бротандуиве и даже не на старого греймазге, который принудил ее уйти с ним.
Куиринейне была самой близкой Леанальхам из всех женщин в ее жизни, но мать Лисила была спокойной, отстраненной и холодной. Она не любила Сгейлшеллеахе и рассматривала смерть, как часть жизненного пути анмаглахка. Леанальхам задавала один и тот же вопрос — испытывает ли эта женщина горе.
В
Кроме того, что она проводила большую часть своих дней в постели, в минуты бодрствования она носила бутылку с прахом Сгейлшеллеахе куда бы не пошла. Пепел должен был быть предан земле предков, но девушка не хотела отпускать эту последнюю часть своего дяди. В постели, боясь заснуть и потерять из виду бутылку, Леанальхам поставила ее рядом с ковриком.
На третий день дедушка разбудил ее раньше, чем она хотела и не ушел, пока не встала. Он настаивал, чтобы внучка купалась и одевалась как раньше, хотел, чтобы она присутствовала на праздновании.
Реаврахкрижха — сердце весны — прибыли все кланы, в том числе и Коилехкроталл для празднования подлинного рождения нового года. Был приготовлен пир с копченой рыбой, привезенной с берега, вина из самых нежных первых сортов урожая. Все в анклаве будут сидеть вместе за столами и говорить хорошие пожелания друг другу. Это была обычная традиция анкроан; это будет происходить в анклавах на всей их территории.
Но она не чувствовал себя как в день новых начал, так как стояла в главной комнате своего дома с дедушкой под бдительным взглядом Куиринейны. Все, за что ей нужно было цепляться это маленькая бутылка пепла ее дяди, заправленная за пояс туники.
— Пойдем, дитя мое, — сказал Дед. — Это принесет тебе пользу.
Как он мог так думать? Как он мог заставить ее появиться среди людей, которые не верили, что она здесь, зная, что Сгеилшиллеахе больше нет. Теперь у нее не было никого, кроме деда, чтобы стоять между ней и их суждениями.
— Я не думаю… — начала она.
— Мы идем, — прервал он твердо, а затем посмотрел на мать Лисила. — И ты тоже.
Куиринейне подняла одну густую бровь. Она никогда не проявляла интереса к компании кого-либо за пределами этого дома. Дед был главой семьи и старейшиной клана, присутствие которого требовалось в таких случаях. Даже Сгейлшеллеахе никогда не осмеливался ослушаться деда, кроме его кастовых обязанностей. Это был путь их людей.
Но Леанальхам надеялась, что Куиринейне откажется. Это может дать ей шанс не выходить. Вместо этого мать Лисила почтительно кивнула и дедушка выпроводил их на улицу и вместе они пошли на пир.
Все были одеты в тонкие легкие туники, с крошечными цветными шнурами из ткани, вплетенными в волосы. Длинные столы были уставлены медовыми пироженными, весенними ягодами, свежими грибами, сушеными фруктами и листовой зеленью. Едва ли было место для чашек, тарелок и
Леанальхам шарахалась ото всех, принимая их вежливые, но краткие соболезнования или корректные, но беззаботные пожелания. Она возилась у печи только для того, чтобы помочь переносить продукты на столы и скрыться от всех, кто пытается приблизиться к ней. Когда больше нечего было делать, девушка уселась между дедом и Куиринейной, притворяясь будто ест. Дедушка дал благословение и высказал формальные пожелания, энергично и тщательно усмехнулся каждой сказанной шутке, дружеской болтовне или поднятой чашечке. Через некоторое время он с грустью смотрел на Леанальхам.
— Это так сложно? — спросил он.
— Можем ли мы пойти домой? — прошептала она.
Взгляд на его морщинистое старое лицо, так разбитое и разочарованное, заставлял ее сожалеть, но он тут же встал. И даже контролируемые выражения Куиринейны предали облегчение, когда они следовали за ним, покидая праздник задолго до того, как кто-то еще подумает об этом.
Они пробрались мимо небольших деревенских домов, на окраину, где были расположены другие дома — более просторные. Леанальхам хотелось убежать вперед и вернуться в свою комнату.
Странный птичий свисток резко поднялся в лесу, когда она дошла до занавешенной двери дома. После этого трижды прозвучало чириканье.
Ленальхам остановилась, потому что ее деда больше не было рядом с ней. Она оглянулась и обнаружила, что он повернулся и оба они уставились на Куиринейну.
Она снова замерла на месте, слегка наклонив голову.
Леанальхам застыла, когда красивые, но холодные глаза Куиринейны внезапно сузились. Она проследила за этим взглядом среди деревьев, но ничего не увидела.
Куиринейна бросилась прямо к Леанальхам и схватила ее за запястье. Прежде чем та смогла даже подумать, чтобы сопротивляться, ее вытащили из дверного проема и сунули в расщелину у основания дуба.
— Будь здесь! — шепотом приказала Куиринейна.
Леанальхам съежилась и широко раскрытыми глазами увидела как дедушка в спешке затащил мать Лисила через занавешенный дверной проем. Слишком много в последнее время произошло чего Леанальхам не понимала. На этот раз она не будет оставаться в стороне.
Девушка вылезла из расщелины, поспешила за ними и отодвинула занавес дверного проема. Затем она остановилась, ее мысли путались.
Она почти не замечала деда или Куиринейну, стоявших в дверном проеме и блокировавшие его. Глаза Леанальхам были направлены на беспорядок в главной комнате, повсюду были раскиданы вещи, разорваны на куски подушки, мебель, предметы обихода. Блюда были снесены с полок. Коврики были помяты. Подушки были измельчены или разрезаны, а их травяная или пуховая набивка разбросана по комнате, в воздухе еще летали маленькие пушинки от подушек. Но больше всего Леанальхам смотрела на них…