Пещера Лейхтвейса. Том первый
Шрифт:
И действительно, медлить нельзя было. Макензи видел, как спина мнимой собаки сгибается все больше и больше, это служило признаком того, что Батьяни не имел уже больше сил держать на себе цыгана.
Вот привратник вставил ключ в замок, повернул его два раза и отодвинул тяжелый железный засов. Калитка со скрипом открылась. Осталось сделать шага три, и беглецы были бы на свободе. Макензи радостно улыбнулся.
— Назад! — раздался вдруг громкий окрик.
В то же мгновение послышался лязг оружия и тяжелые шаги. Макензи чуть не испустил громкого проклятия, но вовремя воздержался. Он моментально сообразил, в чем дело.
За воротами, на крыльце, стоял отряд солдат под командованием поручика. Это был поручик Ремус, сын убитого Лейхтвейсом коменданта города Висбадена.
Макензи хотел быстро проскользнуть на улицу, зная, что в случае, если ему это не удастся, все погибло. Но Ремус загородил ему дорогу и крикнул:
— Назад! Никто не имеет права выходить из тюрьмы, даже вы, Фаризант. Мне приказано его высочеством никого не выпускать отсюда, а убедиться предварительно, что граф Батьяни еще находится в своей камере. В городе совершено преступление, о котором его высочество только что получил донесение. Гнусный злодей покушался на жизнь купца Андреаса Зонненкампа, который, придя в сознание, тотчас же известил герцога, что покушение это находится в связи с вероятной попыткой к бегству графа Батьяни. Станьте у дверей! — обратился Ремус к своим солдатам. — Стреляйте во всякого, кто попытается выйти из тюрьмы без моего разрешения.
Макензи с искаженным от ярости лицом прислонился к стене. К ногам его свалилась собака и из-под шкуры послышался стон. Батьяни и Риго поняли, что попытка к бегству не увенчалась успехом.
Глава 43
БРОДЯЧИЕ АКТЕРЫ
Приготовления к войне, волновавшие всю Европу, нашли также отзвук и в подземелье, где Лейхтвейс беззаботно жил с товарищами, сплотившимися в тесную и дружную семью.
После того как, благодаря аресту графа Батьяни, миновала страшная опасность, угрожавшая Лейхтвейсу и его друзьям, разбойники жили довольно спокойно. Они не предпринимали никаких крупных дел, ограничиваясь добыванием необходимого провианта из Висбадена и окрестных деревень. Все они чувствовали, что близится какая-то решительная перемена в их образе жизни.
Лейхтвейс постоянно ходил задумчивый и мало говорил. Случалось, что он с утра до вечера бродил один в лесу. Видно было, что он обдумывает какое-то серьезное дело.
Как-то раз, вскоре после того, как Фридрих Великий объявил войну Марии Терезии, разбойники сидели в своей столовой за каменным столом и ужинали. Лейхтвейс обратился тогда к своим товарищам со следующей речью:
— Друзья мои! Я должен вам сообщить нечто очень важное. Все вы, вероятно, догадываетесь, о чем я буду говорить. Со времени осады пещеры, когда мы чуть не умерли с голоду, я все обдумываю вопрос, не следует ли нам на время скрыться из здешних мест, чтобы дать возможность местному населению и полиции немного забыть нас и наши дела. Вы сами прекрасно знаете, что мне нелегко расстаться с этим подземельем, где я испытал столько счастья с Лорой, моей дорогой женой, где я находился в тесном единении с вами, друзья мои, где мы делили не только нужду и опасность, но и радости и сознание нашей свободы и независимости от людей, которых мы презираем и законы которых попираем ногами. Друзья мои! Надо сознаться, что за последние годы мы взяли слишком много с окрестных жителей. А так как мы поставили себе правилом не обижать бедняков, а брать только у богатых, то нам остается признать, что больше грабить некого. Мы обобрали всех без исключения богатых скряг, а я ни за что не соглашусь грабить бедняков.
Разбойники высказали свое одобрение, так как все были согласны с тем, что бедняков не следует трогать.
— Именно теперь, — продолжал Лейхтвейс, — нам представляется новое поприще, на котором мы можем достигнуть больших успехов, благодаря чему мы в скором времени будем, пожалуй, иметь возможность отказаться от разбойничьей жизни, переселиться в Америку и там начать новую жизнь. Прусский король и австрийская императрица снова затеяли войну, которая, быть может, охватит всю Европу. Где свирепствует война, там царит беспорядок и смута, а это даст нам возможность крупной наживы. Поэтому я предлагаю вам, друзья мои, покинуть нашу пещеру и отправиться на театр военных действий.
— Так-то оно так, — воскликнул Бруно, — но ведь мы и сами пока еще не знаем, в какой именно стране произойдет борьба.
— Совершенно верно, — ответил Лейхтвейс, — поэтому я и придумал следующий план. Отсюда мы отправимся в Берлин и примкнем к выступающим оттуда прусским войскам. Мы будем следовать за ними, разумеется, на почтительном расстоянии. Таким образом, мы всегда будем находиться вблизи тех мест, где будут происходить сражения, и на наших глазах, наверное, сгорит не один город или село. Нечего и говорить, что это доставит нам богатую добычу. Само собою разумеется, что мы никогда не должны поддаваться искушению грабить раненых. Мы не преступники, которые по ночам бродят по полю сражения и грабят беззащитных людей. Нет, друзья мои, никто не будет иметь основания обвинить нас в столь бесчестном деле. Но мы будем обыскивать карманы убитых, забирать то, что брошено бежавшими жителями сел и деревень, и присвоим себе все, представляющее собою известную ценность. Не будем же теперь терять напрасно время, а отправимся туда, где будет самый разгар борьбы. Отвечайте мне, друзья мои. Согласны ли вы последовать за мной на театр военных действий и признать меня своим атаманом, приказаниям которого вы обязаны беспрекословно подчиняться?
Вместо громогласного ответа все разбойники поочередно крепко пожали Лейхтвейсу руку.
— Итак, вопрос решен, — снова заговорил Лейхтвейс, — мы покидаем нашу пещеру. А так как времени терять не следует, то завтра же мы сделаем все, что нужно, а послезавтра двинемся в путь.
— Ты говоришь, что мы двинемся в путь, — сказал Зигрист, — но ведь это будет скорее бегством. Нелегко нам будет добраться до Берлина, оставаясь незамеченными полицией.
— Да, Зигрист прав, — согласилась Лора. — Каким образом доберемся мы до Берлина, не попадаясь в руки полиции?
— Все это уже обдуманно мною, друзья мои, — произнес Лейхтвейс, — мой план готов и в этом отношении. Нам придется переодеться и так нарядиться, чтобы иметь возможность идти большой компанией. Мне кажется, что я нашел то, что нужно, и предлагаю вам изобразить труппу бродячих актеров.
— Великолепно! — воскликнул Зигрист. — Это умно придумано. Полиция не слишком-то строго следит за актерами и смотрит сквозь пальцы на неточности и неправильности в их паспортах. Актеры только и делают, что перекочевывают из одной страны в другую; везде они чувствуют себя как дома. При этом никто не обратит внимание на разнородность костюмов.
— А если вздумается кому-либо предложить нам сыграть какую-нибудь пьесу? — спросила Елизавета.
— Ну что ж, и сыграем, — рассмеялся Лейхтвейс, — ведь все мы кое-чему учились и кое-как сумеем что-нибудь изобразить на сцене. С нами идут хорошенькие женщины, а ведь это, говорят, самое главное достоинство бродячих трупп.
Разбойники обсудили все подробности плана. Каждому из них были даны определенные указания, о чем ему следует позаботиться; после полуночи в пещере не осталось ни души, так как разбойники разошлись в разные стороны, чтобы достать и сделать то, что нужно было.
На другое утро уже было собрано все, что требовалось для дальнейшего пути. Бруно и Отто Резике побывали ночью в одной из висбаденских костюмерных мастерских и принесли огромный узел с богатым выбором костюмов. Зигрист вместе с Елизаветой и Лорой достали из окрестных сел битую птицу, солонину, масло, хлеб, яйца, словом, все, что нужно было на первые дни в дороге. А Лейхтвейс и Рорбек раздобыли крепкую телегу и двух здоровых лошадей. Они похитили все это из конюшни богатого содержателя гостиницы, который жил вблизи Бибриха и был известен тем, что ставил в счетах всегда двойные цены. Днем Лейхтвейс и Зигрист в костюме крестьян отправились во Франкфурт и закупили там оружие, обувь и кое-какие другие предметы, которые были им необходимы в дороге.