Пещера Лейхтвейса. Том первый
Шрифт:
Как бы там ни было, во всяком случае Фридрих Великий, отдыхая от своих походов и почивая на геройски заслуженных лаврах, часто бывал во дворце танцовщицы. В такие дни, если окна бывали открыты, прохожие слышали мягкие звуки флейты, аккомпанирующей дивному женскому голосу, и знали, что это великий король предается наслаждению музыкой вместе с таинственной певицей.
Дворец Барберини стоит и поныне, так как такое прочное каменное здание, столь внушительных размеров, не могло обветшать в полтораста лет. Но теперь короли там уже не бывают, в залах не слышно уже шелеста шелковых платьев, по анфиладам комнат уже не ходят лакеи. Словом, блеск канувшей в вечность эпохи померк и здесь, и дворец Барберини низведен до обыкновенного дома, в котором сдаются квартиры внаем. За толстыми стенами дворца уж не раздается больше пения и звуков флейты. Теперь там можно услышать разве только стоны и жалобы на плохие времена и грустные размышления по поводу тяжелых забот, выпадающих на долю отцов семейств.
Герб Барберини удален, и ничто теперь уже не напоминает о ней; с особой тщательностью уничтожено все, что могло бы навести на воспоминания о прежней владелице этого здания.
Что же послужило причиной такой странной перемены? Почему роскошный дворец не перешел во владение наследников Барберини? Почему великий король, воздвигавший памятники всем, кто оказывал ему ценные услуги или украшал его жизнь, предал забвению именно все то, что касалось Аделины Барберини?
Эта печальная и потрясающая тайна была покрыта глубоким мраком. Повесть об этой тайне представляет собою главу из великой, вечной книги о судьбе людской, сплошь наполненной неблагодарностью и коварством. Но в этой повести есть также главы о бесчисленных недоразумениях, о горячей, преданной любви и о заблуждениях гордого сердца.
Да, Фридрих Великий уничтожил славу имени Барберини, но самое имя ее он не мог стереть со скрижалей истории, так как сам соединил это имя со своим собственным. В народе роскошное здание на рыночной площади города Потсдама и поныне носит название дворца Барберини, и оно будет носить его до тех пор, пока не разрушится его последняя колонна.
Несмотря на то, что наступила уже полночь, музыкальная комната дворца Барберини еще была освещена; но занавеси на всех четырех окнах были задернуты, так что на улицы пробивались лишь узкие полосы света. В маленьком золоченом кресле, вблизи камина, сидела красавица Аделина. На ней было соблазнительное светло-серое, вышитое серебром, шелковое платье, а на ногах ее были изящные китайские туфельки.
Аделина Барберини была не молода. Ей было уж лет под сорок.
Но есть женщины, которые не только сохраняют свою красоту до преклонного возраста, но которые в поздние годы бывают так же очаровательны, как и в молодости.
По мягкому ковру, покрывающему весь пол комнаты, неустанно шагал взад и вперед среднего роста человек в военной форме. Он носил прическу подобно всем офицерам тогдашней прусской армии: волосы были у него подобраны в модный в то время кошелек с шелковой лентой, а высокий лоб его был окаймлен мелкими напудренными локонами. Мундир на нем был темно-синий, с красными отворотами и обшлагами; он был в высоких сапогах и носил шпагу с серебряной портупеей. Это был сам король Фридрих II, которого потомство прозвало Великим.
По выражению больших голубых глаз короля видно было, что он сильно волновался.
Он ходил все быстрее и быстрее, не обращая внимания на присутствие Аделины Барберини, и время от времени произносил отрывистые фразы, по которым можно было догадаться, чем были заняты мысли короля.
— Хотят отнять у меня Силезию!.. Три бабы сговорились, чтобы отобрать это сокровище и опозорить меня перед глазами всего мира. Моя противница, красавица Мария Терезия, унизилась до того, что обратилась с просьбой о помощи к содержанке Людовика, к этой подлой твари Помпадур, и, кроме того, она восстановила против меня Екатерину, русскую императрицу. Против меня поднимаются вооруженные народы. Ужасная война будет потрясать всю Европу, но Фридрих Прусский не уступит и сумеет отстоять свое. Задача нелегкая. Бедный мой народ! Ему придется принести большие жертвы. Я и сам был бы рад избежать войны, но у меня имеются в руках доказательства того, что при дворцах Вены, Парижа и Петербурга против меня плетутся злые козни. Я жду дальнейших доказательств, еще сегодня ночью я их жду.
Вдруг король остановился перед Аделиной Барберини. Он взял щепотку табаку из табакерки, так как любил нюхать табак, и торопливо спросил:
— Гонец, которого я ожидаю из Франкфурта, еще не прибыл?
— Нет, ваше величество, — ответила танцовщица. — Но я позаботилась, чтобы он мог немедленно попасть сюда, в эту комнату, как только прибудет.
— Позаботились ли вы о том, чтобы все это дело осталось в строжайшей тайне? — спросил король. — Я приказал курьеру моего Франкфуртского агента прибыть именно в ваш дом, так как я полагаю, что шпионы, которыми окружила меня Мария Терезия, не будут подозревать, что я именно здесь у вас, синьора, занимаюсь государственными делами.
Аделина встала. Глаза ее как-то странно засверкали.
— Все устроено соответственно приказаниям вашего величества, — вполголоса сказала она. — Курьер, которого вы ждете, проедет по реке Гавель в лодке до задних дверей моего дворца. Я распорядилась оставить открытой в течение всей ночи маленькую калитку, которая выходит на реку, и устроила так, что вблизи не будет никого из прислуги, кто бы мог наблюдать за посланцем моего короля. Как только откроется калитка, придет в движение звонок, устроенный позади этого китайского идола на камине. Тогда я выйду навстречу посланцу и приведу его сюда.
— И затем вы оставите меня с ним наедине. Мне нужно поговорить с ним с глазу на глаз.
— Как будет угодно вашему величеству. В этом доме, как и повсюду в Пруссии, вы полновластный хозяин.
— Имеются ли наготове письменные принадлежности, сургуч и все что нужно? — спросил король. — Весьма возможно, что мне придется поручить курьеру секретное письмо.
— Там на столе приготовлено все, что понадобится вашему величеству для письма.
— Хорошо. Отлично. Вы не только самая красивая, но и самая умная и, кроме того, самая достойная доверия женщина.
При этом король пытливо заглянул в глаза своей собеседнице. Аделина слегка покраснела.
— Великий государь! — страстно воскликнула она. — Вы удостоили меня вашего доверия, и я сочла бы себя подлейшим существом, если бы когда-нибудь обманула это доверие.
Она низко поклонилась, чтобы прикоснуться губами к руке короля, но он предупредил ее и поднес ее обе руки к своим губам.
— А теперь я попрошу вас, синьора, — произнес король, садясь в кресло, — спойте мне что-нибудь. Я взволнован, мои нервы раздражены, а пение успокоит меня, как освежающий ветерок.
— Угодно будет вашему величеству аккомпанировать мне на флейте?
— Нет, в другой раз. Сегодня вы сами аккомпанируйте себе на клавесине.
Аделина села за клавесин, взяла несколько аккордов и запела своим дивным, бархатным голосом грустную, печальную песню. Когда она окончила и последние звуки песни замерли, у Аделины стояли слезы на глазах и она низко опустила голову на грудь. Но она быстро поборола свое волнение, и вскоре лицо ее приняло прежнее спокойное выражение.
Король встал и подошел к певице.