Пещера Лейхтвейса. Том второй
Шрифт:
Вдруг по городу распространилась весть, что Литгерт арестован. На фабрике произвели тщательный обыск. В одном из котлов нашли кольцо жены Литгерта. Далее обнаружили обгоревшие куски материи ее платья.
Следствие установило следующее. В ту ночь Литгерт, заманив свою жену из квартиры в помещение фабрики, напал на нее, задушил, раздел и разрубил ее труп на куски. Кости и платье он сжег, а мясо бросил в большую мясорубку. Все население Чикаго пришло в ужас от этого неслыханного злодеяния. Толпа чуть не взяла приступом тюрьму, желая расправиться по-своему с преступником. Полиции с большим трудом удалось отстоять его.
Литгерта отдали под суд. Он пустил в ход все доступные ему средства, чтобы доказать свою невиновность. Так как он был богат, то заинтересовал лучших адвокатов и, казалось, защите удастся спасти его от петли. Литгерт утверждал, что жена покинула его и нарочно скрывается. Появились даже свидетели, принявшие присягу, что видели Эмилию после роковой ночи; одни утверждали, что видели ее в Сан-Франциско, другие — в Нью-Йорке, но при более тщательном расследовании все эти показания оказались ложью. По прошествии года и четырех месяцев, после отчаянных усилий Литгерта затянуть дело, суд приговорил его к смертной казни, и в 1897 году он был повешен.
Попытки Лусиеллы «откачать» утопленника увенчались успехом. Незнакомец начал дышать, грудь его поднималась и опускалась, и в конце концов он открыл глаза.
— Где я? — еле слышно, дрожащим голосом проговорил он. — Где моя Лора? Жива ли она?
Казалось, забота о жене удесятерила жизненные силы Лейхтвейса. К огромному изумлению Лусиеллы и Пьетро, он приподнялся и оглянулся. Лусиелла молча указала на лежавшую на песке красивую женщину, лицо которой было покрыто мертвенной бледностью. Белокурые волосы утонувшей широкими прядями окружали ее прелестное личико, а капли воды на ее волосах казались жемчужинами. Едва только Лейхтвейс увидел Лору, как бросился на колени перед ней. Он схватил ее руки, прижал свое лицо к ее лицу и прикоснулся губами к ее лбу.
— Лора! Жена моя! — в безумном отчаянии воскликнул он. — Открой глаза, заговори со мной. Ведь с тобой говорит твой муж. Опасность миновала. Нас приютили добрые люди. Лора, скажи хоть одно слово! Умоляю тебя, дай мне знак, что ты жива!
Но Лора лежала неподвижно. Лейхтвейс вскочил на ноги. Он широко взмахнул руками.
— Ты умерла? — крикнул он. — Моя Лора умерла? Нет, этого быть не может! Боже, ты не мог допустить этого! Если Ты хочешь, чтобы я верил Тебе, если Ты не хочешь сделать из меня самого отъявленного злодея, то соверши чудо и оживи мою Лору.
Лусиелла подошла к Лейхтвейсу и прикоснулась рукой к его плечу.
— Все мы смертны, — проговорила она, — будьте довольны, что хоть вы-то остались живы. Надежды на спасение у вас было чертовски мало после того, как вы запутались в наших сетях.
Лейхтвейс горько засмеялся.
— Я жив! — крикнул он. — Да, я жив! Солнце на небе померкло, а червь, гревшийся в лучах этого солнца, продолжает прозябать. Он жив, он еще ползет. Она была цветком, благоухающим на моем жизненном пути, источником, в котором я освежался, она была моим божеством, целью всего моего существования… Все погибло! Цветок завял, источник иссяк, солнце померкло, и впереди — один безнадежный мрак отчаяния. Я перестал жить и существовать, увидя труп моего ангела-хранителя. Дьяволы в аду ликуют, зная, что теперь я уж не уйду от них. Я слышу ваш зов, духи преисподней. Клянусь, я буду принадлежать вам, если вы поможете мне добиться цели всей моей будущей жизни — мщения моему врагу!
Лейхтвейс выпрямился, встав во весь рост. Глаза его сверкали, он весь как-то преобразился и походил на разъяренного зверя. Он подбежал к ивовой роще на берегу реки. С места, где утонула его возлюбленная Лора, смотрел он вдаль, по направлению Праги, где в таинственном мраке виднелись ее стены. Лейхтвейс грозно поднял руку и громовым голосом произнес:
— Будь проклят, город страданий, город печали! Клянусь отомстить тебе, Прага, гордо именующая себя златоглавой! А ты, презренный негодяй, присвоивший себе титул графа Батьяни, ты, ублюдок цыгана, разбойник в знатном наряде, изверг, из-за угла нападающий на свою добычу, — ты не уйдешь от меня. Я вижу над собою Небо, а в нем царит Господь. Он не может допустить торжества зла и погибели невинности. Ты похитил у меня жену, Батьяни, ты добился своей цели. Моя Лора безжизненным трупом лежит теперь на земле. Но я клянусь, что вырву из груди твоей трепещущее сердце, швырну его в грязь и растопчу ногами! Клянусь в этом в горестный час разлуки с любимой женой и, поверь Батьяни, исполню свою клятву!
Слова Лейхтвейса грозным эхом пронеслись по реке. Разбойник медленно вернулся к безжизненному телу жены, бросился на колени, взял ее голову в свои руки и полным отчаяния взглядом смотрел на умершую. Пьетро Ласкаре все это время шептался со своей женой. Затем они подошли к Лейхтвейсу.
— Мы, сударь, — сказал Пьетро, — переживаем тяжелые времена, и мне думается, нам придется плохо, если в Праге узнают, что мы приютили вас у себя. Мы слышали все то, что вы говорили по адресу графа Батьяни, стоя на берегу реки, и поняли, что комендант Праги ваш смертельный враг. Против вас лично мы ничего не имеем и готовы накормить и напоить вас, приютить же вас надолго у себя не можем. Сами понимаете, если в Праге узнают, что мы приютили врага графа Батьяни, то мы погибли. Вам даже небезопасно оставаться у нас.
— Что же вам нужно от меня? — спросил Лейхтвейс.
— Пожалуйте в нашу хижину, подкрепитесь ужином, а потом уходите как можно скорее.
— Есть и пить я не могу. Мне ничего не нужно, но для нее мне нужен гроб и могила.
Лейхтвейс горько зарыдал. Снова Пьетро и Лусиелла начали перешептываться.
— Откуда нам достать гроб? — шепнул Пьетро своей жене.
Но, по-видимому, супруги все-таки приняли какое-то определенное решение, так как Лусиелла обратилась к Лейхтвейсу:
— Так как вы хотите похоронить вашу жену, то мы постараемся вам помочь. Вон смотрите, там, на холме, расположено маленькое кладбище, а где стоит наша хижина, еще недавно стояла целая деревня. Но пруссаки сожгли все постройки, кроме нашей. Жители бежали в Прагу, мы же рассудили, что здесь нам будет не хуже, чем в осажденном городе, и остались. Кроме того, мы рыбаки и отойти далеко от реки не можем. Живые люди ушли, остались только мы да мертвецы. Они покоятся на кладбище, и я думаю, там может быть похоронена и ваша жена. Царство ей небесное!
Лейхтвейс ничего не ответил. Он окаменел от горя. Он точно во сне видел вблизи себя какую-то черноволосую женщину, которая говорила ему, что Лору надо похоронить. Пьетро отвел жену в сторону.
— Значит, ты думаешь помочь ему закопать ее на кладбище? — шепнул он.
— Ты дурак! — ответила Лусиелла. — Он ее закопает, а мы выкопаем. Надо прежде всего убедить его, что жена его похоронена, а когда он покинет нас, мы достанем товар из могилы.
Пьетро кивнул головой. Он понял свою жену. Супруги ушли к себе. Через некоторое время они вернулись и принесли длинный ящик, который и поставили на земле возле тела Лоры.
— Гроба у нас нет, — заявил Пьетро. — Придется похоронить вашу жену в этом ящике. Для вечного сна не нужна ведь золотая постель.
Лейхтвейс не шевелился. Казалось, он даже не замечал, что делается вокруг него. Но когда Пьетро и Лусиелла попытались оторвать его от Лоры, чтобы уложить ее в гроб, он дико вскрикнул.
— Вы хотите отнять ее у меня, вы торопитесь разлучить нас! Отойдите прочь! Я задушу вас, если вы прикоснетесь к ней.
— Вот и делай добро людям, — ворчал Пьетро. — Вы нас погубите. Если сюда явятся шпионы графа Батьяни, то и вы, и мы погибли.