Пещера Лейхтвейса. Том второй

Редер В.

— Шторм!

Со страшной силой налетел шторм. Один из тех штормов, которые в Северном море часто внезапно налетают на корабли без малейшего предупреждения. Зеркальное море, только что такое гладкое и спокойное, вдруг взволновалось и покрылось белыми пенистыми валами. В воздухе выло и стонало так, что у всякого моряка от ужаса защемило бы сердце.

Но с Гаральдом Кнутом этого не случилось, он с самого раннего детства привык к морю, зная все его коварство, все опасности, которым подвергались рыбаки. Он слишком хорошо понимал, что в настоящем случае только хладнокровие и спокойствие могли спасти его. Закрепив паруса, он поспешил к рулю и твердою рукой направил лодку так, чтобы волны, бившиеся о борта ее, стали бы ударяться в нос лодки и разбивались бы об него. Теперь он предоставил шторму теребить его; со скрещенными на груди руками, с громким, неприятным смехом смотрел он на бушующий ураган.

Да, эта непогода как раз подходила к его настроению; покой был ему ненавистен, шторм желателен, и когда его суденышко, как ореховая скорлупка, вскидывалось бушующими волнами на страшную высоту и затем опускалось в мрачную глубину, как смертельно раненный человек, Гаральд Кнут чувствовал какое-то страстное наслаждение, ощущение довольства, и улыбка не сходила с его губ. Он стоял, любуясь борьбой двух стихий, как бы с нетерпением ожидая: кто победит? Неужели пастор прав, неужели его Бог может уничтожить того, кто не верит в него? Ему казалось, что среди бушующего водоворота в белой пене боролись две фигуры: одна — светлый ангел в белой одежде, другая — царь тьмы, черный, как ночь, с рогами, когтями, с хвостом и огненной короной на голове. Да, там боролся Сатана с ангелом, и его собственная, Кнута, душа была наградой победителю.

Гаральд расхохотался и упал на скамью, почти бессознательно уставившись в пространство. Часы шли. Он не сознавал, что шторм уже потерял свою силу, что он прошел так же внезапно, как и наступил. Когда Гаральд очнулся, стояла уже ночь. Звезды мирно сияли между быстро бегущими облаками. Что это? Где он? Вот Бор-кум, а вот и Друидова пещера, в которую Северное море загоняет свои волны. Гаральд Кнут заметил, что он находится всего в нескольких футах от пещеры. В эту минуту он увидел большое летевшее на него парусное судно; только каким-то чудом он, со своей маленькой лодкой не попал под него.

Да, действительно, какая-то адская сила охраняла его от опасности, потому что он ни разу не сделал даже попытки быть осторожным и все-таки благополучно выбрался. Парусное судно, видневшееся вдали, — Гаральд сразу узнал его — принадлежало к флоту Бремено-Американского общества и, очевидно, тоже боролось со штормом. Попав в опасную близость к острову, оно летело, как стрела, от этих негостеприимных берегов. Лодка Гаральда дошла до Друидовой пещеры, и он должен был твердою рукою направлять руль, потому что вокруг нее торчали бесчисленные рифы, и беда той лодке, которой управлял бы человек, плохо знакомый с ними. Но Гаральд Кнут мог быть вполне спокоен: как раз Друидова пещера, — которой избегали все моряки Боркума, так как про нее рассказывали много страшных историй, — была ему знакома, как его собственный карман. Много лунных ночей провел он здесь, укрываясь со своей лодкой от морского волнения; часами слушал он злобный рев разбивающихся о скалы волн.

Так и теперь он спокойно сидел в пещере в своей лодке; но вдруг он вскочил со скамьи и уставился широко открытыми глазами на пенистые волны. С ума, что ли, он сходит? Или князь тьмы, которым так были заняты сегодня его мысли, хочет действительно войти с ним в соглашение? Посылает ли он ему одного из своих соблазнителей, против которого простому смертному так трудно устоять? То, что чудилось его дремлющей душе сегодня ночью, оказывается, не было простым сном. Из средины темной пучины, — как теперь заметил Гаральд, упершийся обеими руками в край лодки, — поднималась белая фигура женщины, удивительно похожая на ту, которую он видел во сне. Эта женщина не была мертвой; одной рукой она гребла, как веслом, чтобы удержаться над водой, другой — Гаральд это хорошо заметил, пристально взглянув на нее, — она прижимала к груди ребенка.

— Спаси мое дитя! — прозвучал душераздирающий вопль прекрасной женщины. — Сжалься, сжалься… спаси мое дитя и дай мне умереть!

Рыбак мгновенно направил свою лодку к погружающейся в воду женщине. Протянув руки, он схватил несчастную и втянул ее в лодку.

— О, зачем не дал ты мне умереть? — простонала она, лишаясь сознания.

Но дитя свое она держала крепко окоченелыми руками. Гаральд безмолвно глядел на прекрасную женщину. Он несколько минут не решался дотронуться до нее, как будто это было неземное существо, как та русалка, которую он сегодня ночью ласкал в страшной морской глубине, но, наконец, рассудок вернулся к нему.

— Она, должно быть, упала с борта Американца, — подумал он, — и ураган занес ее в Друидову пещеру. Но как она хороша! Красивее всех женщин, которых я когда-либо видел. Клянусь всеми чертями, уведу ее к себе. Она должна жить для меня. А если у нее есть муж? — продолжал он рассуждать сам с собой. — Доказательством этого служит ребенок… А может быть, ребенок уже мертв? Посмотрим-ка.

Он нагнулся к ребенку, взял его на руки и стал внимательно рассматривать. Ему было всего несколько недель и, странное дело, он, кажется, также не имел ничего против бушующего моря. Ребенок, с которого струей стекала вода, улыбнулся бородатому человеку и мирно заснул у него на руках.

— Что-то станут говорить обо мне боркумцы, — Пробормотал Гаральд Кнут, глядя на свою странную находку, — если я приведу домой жену и ребенка? Это даст пищу новым сплетням в долгие зимние вечера, но, черт возьми, разве я не могу делать, что хочу? Кто может мне запретить? Никто в целом свете! Я был бы жалким негодяем, если бы бросил беззащитную женщину и невинного ребенка! Кроме того, эта прекрасная женщина, кажется, не очень-то счастлива, — продолжал рассуждать Гаральд сам с собой, — она, по-видимому, не очень дорожит жизнью и, как я, пренебрегает ею; она крикнула мне: «Спаси ребенка и дай мне умереть». Ну, моя русалочка, так как ты кажешься не счастливее меня, то будем вместе с тобой ловить счастье, может быть, нам это и удастся.

Он вывел лодку из Друидовой пещеры, предварительно заботливо укутав ребенка теплым одеялом и накинув часть его также на бесчувственную мать; десять минут спустя он пристал к острову. Здесь пылали большие костры и боркумский маяк бросал длинные, светлые лучи на море. Бесчисленное множество женщин и детей собралось на берегу; между ними стоял седой пастор, утешая горюющих женщин и поддерживая их мужество и надежду. Еще издали услышал Кнут плач и рыдания и увидел темные очертания женщин, освещенных пламенем костров; одни поднимали руки к небу, другие стояли на коленях и молились. Он очень хорошо понимал, что это означает.

— Гаральд Кнут! — воскликнула внезапно одна из женщин, различив его, когда он был на значительном расстоянии от берега.

— Смотрите, вот Гаральд Кнут, он вернулся назад, он нам принес известие о наших мужьях.

И едва только подошла его лодка к берегу, как к ней бросились рыдающие женщины и закидали его вопросами и жалобами. Еще ни одна из лодок, ушедших вместе с ним, не вернулась. Сорок боркумских рыбаков вышло в этот день в море, и Гаральд Кнут был единственный, кому удалось вернуться.